Ступени вели вниз. Широкие, высеченные в скале, отполированные множеством ступней, но уже потускневшие, что указывало на то, что ступенями эитми не пользовались уже как минимум десятка полтора лет. А может и больше. Долгий спуск внушал бы трепет и страх, если бы не были зажжены факелы, столь предусмотрительно захваченные группой воинов. Шаги отдавались эхом, отражаясь от стен и уходя вниз. В темноту. Страшно? Жутко? Любой из группы ответил бы "нет", покривив изрядно при этом душой. Тоннель действительно лишал силы воли, выпивая ту до дна, внушал ужас и страх. Вроде обычные ступени вырубленные в граните. Вроде обычный тоннель, которых тысячи. Но этот был особенный.
Рано или поздно, спуск должен закончиться.
Зигфрид и Янек переглядывались, все так же замыкая отряд. Зловещее место. Наверняка тут приносились какие-то кровавые жертвы и совершались темные ритуалы. Вдруг в лицо подул холодный ветер, сопровождаемый воем. И было в этом вое что-то, от чего волосы по всему телу вставали дыбом.
Но самые смелые воины - разведчики на службе короля Каэдвена. Самые смелые воины - это не те, которые не испытывают страх, а те, которые его побеждают. Или хотя бы не показывают.
Сколько они уже спускаются? Полдня? День? Нет, все это морок. Но почему кажется, что сил подняться обратно не хватит? Холодный ветер выдувает жизнь. Так кажется воинам.
Однако вот ступени закончились и впереди был виден какой-то отблеск. Тоннель все еще шел вперед, но ветер перестал дуть. Стало легче. Кто-то шумно выдохнул.
-Не разбредаемся,- Анхель говорил спокойно. Быть может, на него не действовал так угнетающе спуск? Не зря же он командиром назначен.

-З-золото!- воскликнул Янек, шедший сзади. Самый зоркий в этом отряде он почему-то оказался в арьегарде.- Братцы, да тут хватит на весь Каэдвен, еще и Лирии с Ривией останется!
Действительно, горы золота лежали повсюду: у резных колонн, у стен, украшенных фресками, на полу с выбитой затейливой вязью, которая уже успела изрядно затереться... Везде лежали золотые дукаты, махакамские полновесные червонцы, золотые украшения - простые и затейливые - с драгоценными камнями и без них, оружие, украшенное узорами из серебра и золота со здоровыми рубинами в оголовке эфеса.
-Точно! Мы богаты! К черту эту службу! Обоснуемся в Ковире или, чем черт не шутит, в Туссенте, в тепле, заживем как надо!- подхватил Зигфрид.
Четверо из шестерых начали собирать золото, набивая карманы и походные сумки.
Борух сначала набирал червонцы, потом высыпал их из кармана и бросался к рубинам, изумрудам, халцедонам, янтарю, опалам, алмазам и прочим каменьям, нагребая за пазуху столько, что вряд ли бы он смог все это унести, однако жадные руки хватали все, что попадалось по пути. Блеск сокровищ ослеплял.
Зигфрид был более избирателен, он взял здоровый обоюдоострый топор. в народе именуемый бабочкой. Топор был целиком из серебра, по лезвию тянулся более светлый платиновый узор. Три кинжала из черной бронзы, секрет получения которой был потерян еще пять сотен лет назад были заткнуты за пояс. Стоит ли говорить, что ножны у кинжалов были как трон у краснолюдских старейшин - сплошь в золоте да камнях.
Янек собирал украшения. Вот этот перстень он подарит младшему брату, а этот - отцу. Вот этот ларец пойдет приданным младшенькой сестре, Звездочке, как называли ее все в деревне, в которой он вырос. Матери вот это колье. И это. Ну и вот это тоже подойдет. А эту подвеску из черных алмазов он подарит своей зазнобушке, Любушке ненаглядной.
Збышк собирал только серебро. По его разумению оно было дороже золота. Да и расплачиваться им - одно удовольствие. Всегда и сдача найдется у корчмаря. Он любил древние монеты. А здесь их было великое множество.
Анхель пропал из вида Мерхольда, на которого звон монет не произвел почти никакого впечатления. Вдруг сотник услышал свист и, повернув голову, провалился в темноту.

Подлость людская, и не только людская, во все времена была отвратительным качеством. Она не знает границ. Она не знает запретов. И, к сожалению, подлецы живут дольше, чем бравые прямолинейные парни.
Мерхольд открыл глаза, однако мироздание посчитало, что лучше бы он этого не делал. Как всегда после того, как встряхнут голову, в первую очередь хочется опорожнить свой и без того не полный желудок теми путями, какими еда в него попала. В глаза просто лупило тараном сияние монет, которые были разбросаны фактически по всему помещению. Так мало этого, ведь еще и лицо болело так, будто в него прилетел не меч, а по меньшей мере - боевой краснолюдский молот.
Проморгавшись, милсдарь сотник имел сомнительное удовольствие наблюдать посиневшее и застывшее в гримасе муки лицо Зигфрида. Глаза были бы на выкате, будь они на месте - широкие красные дорожки явно указывали, что с лицом глаза поссорились и решили с него исчезнуть. Уйти, можно сказать.
Имей Мерхольд возможность оглядеться, он бы непременно увидел еще трех своих боевых товарищей, что так бесславно окончили жизнь. Такие же скорчившиеся в неестественных позах, скрюченные судорогой, с лопнувшими глазами, струйками запекшейся крови под носом и ушами. Обмочившиеся и обгадившиеся. Возможно, они умирали долго и мучительно. А еще может быть, и скорее всего именно это и окажется истиной, они умирали очень долго и невероятно мучительно. Жадность тоже никогда не была добродетелью.
Солдат Каэдвена услышал шипящий звук, но пока был в таком состоянии - не мог определить его источник.

Чем был шепот? Быть может это какой-то артефакт ожидает достойного героя, чтобы тот завладел им? Или это маговы происки. Тех магов, которые зачаровали сокровища, наслав проклятье и мучительную гибель на тех, кто позарится на них. При более внимательном рассмотрении трупов было видно.. Вернее не было видно следов насильственной смерти. Да и редко какой яд так действует. Чары... Но какие чары могли продержаться на золоте, серебре, камнях и прочих драгоценностях так долго? Мерхольду, который о магии знал исключительно посредственно, по слухам да по раздутым басням, знать этого не было дано. Однако трупа было четыре. Плюс Мерхольд. Пять. Что-то не сходилось.
Желание пройти сокровищницу насквозь и пройти через узкий и низкий проход становилось все сильнее. Там было что-то такое, что звало его, тянуло к себе. Шепот, дуновение ветра, как прикосновение.. Хотя откуда здесь взяться ветру? Вопрос тот еще.
Факела горели ровно, освещая сокровищницу очень хорошо. Освещали таким образом, что никаких косых теней и в помине не было. А маленький лаз, даже не проход, в противоположном конце комнаты так и манил к себе.

Ступил - это громко сказано. В этом лазу требовалось пробираться на четвереньках и с каждым шагом становилось все более тесно. Такое ощущение складывалось, что строили этот лаз для худых низушков, не жравших уже с добрую неделю. Тем не менее настойчивый и потрепанный Мерхольд пробирался. В темноте не было видно следов ибо было темно, но обладай сотник редкой способностью видеть во тьме кромешной как при свете дня, то он непременно бы увидел тянущийся вглубь лаза шлейф следов. Свежих следов, всего-то двух-трехдневной давности.
И все же "терка" закончилась. Вдруг солдат оказался в просторной зале, больше предыдущей, укутанной в полумрак и туман.
-Иди ко мне!- приказ, ослушаться которого невозможно, прозвучал так ясно в сознании Мерхольда, что казалось, будто это кто-то сказал. Туман не давал возможности разглядеть какие-либо детали. Лишь общие очертания. Вот в противоположном конце виднеется какой-то большой силуэт, похожий на арку. Но туман меняет очертания предметов, размывает границы. Почему-то тянуло именно к этой "арке". Тянуло так, что казалось, будто тяжеловоз тянет на веревке солдата за руки так, что тому лишь остается выбирать - идти следом или волочиться, протирая портки и сдирая кожу.
При более близком рассмотрении, ведь Мерхольд не мог сопротивляться зову, "арка" оказалась громоздким троном. Перед троном валялось тело. И множество костей с истлевшей плотью, в ржавых доспехах. Тело, что еще не успело начать гнить, принадлежало капитану Анхелю.
На троне же восседал скелет в золотой короне, серебряной кольчуге и с огромными перстнями на костяных пальцах. Казалось, что мертвый правитель до сих пор смотрит на тех, кто подходят к нему. От взгляда пустых глазниц становилось жутко. А перед троном ушел до середины в каменный пол простенький с виду меч.

Ошарашенный красотой и легкостью сотник каэдвенской армии не сразу заметил, что стоит он уже не в темной зале напротив трона, а в огромном помещении с резными колонами, мозаикой по полу, всяческими изображениями уничтожения нечисти людьми, краснолюдами, с различными барельефами и гобеленами. Справа от Мерхольда сидел огромного роста и сложения богатырь в серебряной кольчуге, с золотой короной, украшенной каменьями, на голове. Сильные руки возлежали на подлокотниках трона, пальцы были украшены перстнями с огромными рубинами и алмазами.
-Вот два претендента,- густой бас прозвучал на всю залу так, что казалось, стены от этого голоса сейчас рухнут и похоронят всех присутствующих под обломками.
Мерхольд заметил еще с дюжину рыцарей и откровенно бродяжничьего вида людей и эльфов, стоявших за троном. В другом же конце залы стоял Анхель с таким же мечом и так же им любовался.
-Те, кто посмел коснуться моего меча. Меча Императора Северных Гор!
По всей видимости, Император этот даже не подозревал, что империи уже давно не существует. И существовала эта империя ну ооочень давно.
-Вы оба движимы принципами и верите в высшую цель. Лишь победивший в честном поединке сможет обладать этим мечом, а я смогу уйти на заслуженный покой.
Голова сотника больше не болела. Он был бодр и ни о какой слабости речи не шло.
-Да начнется поединок!
Более того, никаких доспехов на Анхеле и Мерхольде не было. Лишь портки да сапоги. Командир отряда быстро пошел вперед, сокращая дистанцию. Меч в его руке зловеще сверкал.

Анхель шел через зал уверенно. Он знал, что победит в этом бою. Не был бы он командиром, если бы не был лучшим воином в своей группе. Поэтому он был уверен в победе. А победитель не жмется по углам и не пытается предпринять лжеманевры. Он шел по диагонали, по кратчайшему пути к своему уже врагу, хотя в недалеком прошлом они были боевыми товарищами.
Воин, что ради своих целей, что по его мнению была выше пяти жизней бойцов, доверившихся ему.
Когда же до Мерхольда осталось расстояние в длину меча, он коротко замахнулся и.. вместо выпада в лицо сотника каэдвенской славной армии полетел подкованный пехотный сапог.

Дзынь..
Это сошлись на доли мгновения два одинаковых меча. Анхель тоже не пальцем был делан, как сказали бы краснолюды. А маги оценили бы это как "уровень условных рефлексов гораздо выше нормы". Сбив прошел как по учебнику. А Мерхольд получил в правую коленку вторым ботинком, что еще был напялен на левую ногу командира.
Дзынь..
Это упал сапог, от которого увернулся сотник. Противник Мерхольда отскочил назад, ожидая теперь его атаки. На лице играла гнусная ухмылка.
Дзынь..
Это неловко соприкоснувшись латами двое наблюдавших за боем людей слишком увлеклись зрелищем. Даже после смерти они остались такими, каким были до нее: жадными до боя. И не только до него...

Два опытных воина если сходятся в бою, то рубятся либо очень долго, ожидая. пока один из них не совершит ошибку, либо дело заканчивается одним ударом. Одним ударом дело не закончилось, поэтому оставалась нудная рубка. Честный поединок совсем не означал, что на нем будут биться по правилам рыцарского турнира. Честный поединок уравнивал двух противников в вооружении и доспехах. На честном поединке сошедшиеся в смертельной схватке показывают мастерство владения оружием. И этот честный поединок не был исключением.
Фактически невероятный финт Мерхольда поцарапал бедро, вовремя, но чуть-чуть не успевшего совсем, убравшегося с линии атаки Анхеля. Первая кровь осталась за сотником, но окажется ли последняя кровь за ним же?
Так или иначе, но сотник начал рубить справа налево, так же взявшись двумя руками за рукоять сигилля, намереваясь располовинить Мерхольда чуть ниже грудной клетки. Когда до тела оставалось не больше локтя расстояния, удар остановился и командир крутнулся под мечом. Известный финт, когда обозначаешь удар с одной стороны, но останавливаешь и с разворота бьешь с другой. Только вот Анхель после разворота начал было переносить клинок на другую сторону, но довернулся бедрами и коротко рубанул с той же стороны, откуда изначально удар и шел.