Лес у любой дороги давно стал комфортным местом для Эльвы. Она настолько привыкла к этим зарослям, в которых можно скрывать следы своих преступлений и проводить одинокие ночи, что даже перестала сама себе жаловаться на отсутствие приятного домика, в котором можно было бы занять темный угол и спать от рассвета до сумерек. Ведь в домиках, которые занимает брукса, обычно пусто и печально. А здесь, на дорогах, всегда можно встретить того, кто будет одинок. Того, кем можно отужинать. И сегодняшним ее ужином стал неосторожный одинокий разбойник, который думал, что с хрупкой сироткой можно поразвлечься. Как итог, "сиротка" развлеклась с ним. Но это было тогда, когда едва стемнело. И после этого она еще успела заметить путника с котом. Нападать не было смысла, Эль не была уже тогда голодна. Но они ее заинтересовали. Точнее, заинтересовал ее кот. Очень уж она любила всякую живность. И живность (увы, только хищная) отвечала ей всегда взаимностью. И стоило им лечь спать, брукса начала выманивать кота. Потихоньку, тихими песнями. Не сразу ей удалось выманить осторожного полосатого хищника, но все же удалось. Вот только не думалось ей, что с котом она выманить и путника.
На соседней полянке было чуть светлее. Деревья росли низкие, не густо. Открывался отсюда вид на небо, на яркую луну, которая и освещало это место. И в этом ярком лунном свете отчетливо была видна фигура девушки. Маленькой, хрупкой, черноволосой... И уделанной в крови. Далеко не в своей. И именно на руках у нее был Вик, кот.И, кажется, коту там було весьма комфортно. Тонкие пальцы упырицы скользили по шерсти, почесывали за ушком, невольно заставляли кота мурлыкать. Но стоило на поляну выйти путнику, Эльва замерла, вскинула голову. Черные глаза уставились на полуэльфа с опаской. Но действовать она не торопилась. Будто бы ждала реакции.
- Кто ты? - отчетливо и звонко прозвучало в голове у Рогвера, будто это были его собственные мысли.

Мужчина, что еще недавно думал целиться из арбалета, теперь убрал палец с курка. Видимо, боялся за кота. А вот кот как-то за себя не боялся. Ибо на руках Эльвы сидел без всякого напряжения и даже мурлыкал от того, что упырица еще недавно его гладила и теребила за ушком. Но путешественник поступил правильно. Брукса была весьма пугливой, но при этом вполне знала, что может, а что нет. Наказать за нападение она вполне может. Но он не нападал. И это было хорошо. Но расслабляться не стоило, а потому Эль и не расслаблялась. Напряженная, как пружина, в любой момент готовая к действиям, следящая за каждым движением своего невольного собеседника. Внимательно следящая, надо отметить, чтобы в любой момент заметить зарождение того движения, с которого начинаются смертельные танцы с оружием.
Но путник не собирался танцевать. Он собирался говорить. И говорил весьма умно, будто бы что-то даже знал. Не то что крестьяне, для которых все кровопийцы на одно лицо. И одинаково опасны.
- Хотя говорить не можешь, а значит… хм… не знаю, - услышала Эльва от путника, назвавшегося Рогвером, и удивленно вскинула брови, будто бы это прозвучало как обвинение в ее адрес.
- Я... Я могу говорить, - опровергла она его мысли, но слова звучали из ее уст с явным акцентом, мягко, растянуто, певуче, чуть картаво.
- Но у вас так много языков и наречий, а у меня другой язык. Зачем утруждать себя запоминанием множества языков, если все вы слышите меня всегда только на своем. Если я хочу, - снова зазвучало в его голове.
Наверное, ее можно было бы действительно принять за телепата. Но телепаты читают мысли. А она только транслирует их, а не читает, увы.
- Твой кот, Рогвер Снотт? Ты ему вряд ли хозяин. Ты ему друг. Лишь у собак есть да домашнего скота есть хозяева. Остальные всегда сами по себе.
Сегодня упырица была на удивление общительна. Ведь не было смысла таиться, не в людной компании же. Да и все мы, разумные, животные социальные. Даже кровопийцы. Особенно сытые. Когда сыт, то можно и поговорить. До тех пор, пока во время разговора не попытаются убить.
- Эльва, - соизволила она представиться, снова начиная гладить котейку на своих руках.

Человек (или не совсем человек, брукса еще это не поняла, да и не особо разбиралась она во всех тонкостях людских и эльфьих кровосмешений) вел себя определенно странно. Обычно они всегда бросаются прочь, в укрытие, в безопасность, подальше от клыков и холодящих кровь песней. Или же, напротив, хватаются за оружие и пытаются убить. Но Рогвер не делал ни того, ни другого. Он пытался пойти на контакт, чем, не скрыть, удивлял Эльву. Причин для такого поведения упырица все еще обнаружить не могла. Хотя искала, да. Может, дело в коте? Может, он боится за кота и потому пытается быть максимально дружелюбным? Но коту ничего не грозит, бояться за него глупо. Или, может, он боится за себя? Но если бы боялся за себя, то арбалета бы ни за что не опустил. Что ж, Эль была определенно в замешательстве. И на лице оно отразилось в полной мере: в удивленно вскинутых бровях и вопросительном взгляде черных глаз.
- К чему мне твоя поляна с ночлегом? Мой ночлег здесь, - ответила она ему, словно бы мешкая и не решаясь пойти за человеком, даже за таким, который опрометчиво поворачивается к ней спиной.
Все же нужно было что-то делать. И брукса решилась. Она прижала кота к себе поближе и двинулась следом за молодым человеком. Медленно, неуверенно, соблюдая дистанцию, чтобы он не оказался ближе, чем ей бы того хотелось. В какой-то степени она даже опасалась, что этот путник таки не один и на поляне ее поджидает засада. Но засады не было. И он все же был один.
Здесь, у его привала, в нос упырицы неожиданно ударил запах углей потухающего костра. Запах далекий и весьма непривычный. Она уже даже отвыкла от всех этих костров и каминов. И от огня. Который ей попросту был не нужен. Все еще прижимая кота к себе, она хмуро уставилась на угли, будто бы спрашивая у них "ну и чего вы тут тлеете".