Там, на поле боя, мёртвая конница действительно не стала преследовать Рикарда и его людей дальше кромки леса. То ли знали что-то, то ли имели собственные, куда более важные задачи, то ли ждали чего-то ещё. Судя по наступавшей темноте и поднимающемуся от земли необычайно густому, молочно-белому, какому-то неестественному туману - скорее последнее.
Покрыв собой мертвое войско и окрестности, туман перешёл в дальнейшее наступление, на холм. Однако, едва тот достиг кромки холма, там, по всему периметру, вспыхнул огонь - очевидно, защитники приготовились к встрече. Дальше была ночь, навевающие ужас шевеления в тумане и обречённое ожидание, время от времени, когда пламя подтухало, прерываемое проникающими через барьер белёсыми облачками и попытками штурма, всякий раз с неожиданной стороны. Но люди Манфреда, не желавшие умирать, были настороже, а пламя вспыхивало вновь.
К утру туман рассеялся. Исчезло и мёртвое войско, словно и не было его вовсе. Лишь примятая трава. И кровь на траве. Там, где воинство Ланселя встретилось с воинством потомка Витольда.
Позже, где-то ближе к обеду, в замок прибыло обещанное подкрепление. Маги, числом трое, просто взяли и появились прямо посреди двора, но ожидаемого восторга, по понятным причинам, как-то не вызвали. Долго спорили о чём-то с Кристианом - осунувшимся, усталым, постаревшим, полное впечатление, лет на десять, но, тем не менее, вполне живым. И к общему выводу, похоже, так и не пришли. Вскоре и убыли восвояси - с целительницей вместе. Или не вместе. Одно точно - Синорию на сей раз никто не задерживал. И Лансель с его армией не появлялся более. Во всяком случае, в этих местах. И в эти времена.
- А ещё говорят, тогда открыл вомпер клетку железную. Подхватил девчонку, дочку лесникову. И был таков. Поминай как звали. - говоривший, судя по виду, солдат, был небрит и, разумеется, пьян. Но пока ещё вполне держался на скамье.
- Да с дубиной своей он был. Ну ты сам прикинь, где ж это видано, с девкой да через стену сигать. И добро бы действительно с девкой, оно хоть как-то понятно, а то ж соплюхой малолетней, зачем она? Кровищу можно и позже найти. - возразил второй, облика самого что ни на есть крестьянского. - И не было у лесника никаких детей, так и помер бобылём. Дочка водоноса эта была, который от лихоманки в том году скопытился.
- Так-то оно, может, и так. - вздохнул солдат. - Только куда-то ведь соплюха девалась. Хотя, тогда не до неё было.
А в лесу, у сгоревшей избушки, нашли свежие трупы. На сей раз - не истерзанные. Порубленные. И следы копыт, будто отряд проехал. А в озере - серебро. И кости. Мужские, женские, детские. Серебра было немного. Костей - гораздо больше.
- А моя-то, кум, совсем рехнулась. Представь - выходит, значит, однажды утром из дому. А на пороге - кот. Не наш, но видно, что ухоженный, домашний. Она, значица, возьми да плошку молока и коту дай. А он глядь, и в парня молодого, и совсем голого, и обернись. Ну, так она говорит. Вот и не знаю я, что тут и думать.
- Бабы... - кум, грузный мужчина средних лет, отхлебнул из кружки, судя по запаху, там было отнюдь не пиво. - Что с них взять.
- Вот только, кум, думаю я. - спустя какое-то время нарушил повисшую тишину первый. - Ежели моей всё приблазилось - куда портки-то мои с верёвки девались? Сами убежали?

То ли это с самого начала была игра в поддавки, то ли некромант относился к сорту игроков, патологически не умеющих играть честно. Ибо, несмотря на кажущуюся успешность контратаки на первом этапе, дальнейшее, как и в прошлый раз, пошло совершенно не так, как ему полагалось бы в нормальном, человеческом поединке. Встретившись с острием меча, шлем попросту слетел с головы, обнажив полное отсутствие оной и даже, кажется, дыру, ведущую внутрь доспеха. Не встретив ожидаемого сопротивления, меч, и, соответственно, рука Мерхольда по инерции пролетели вперёд, после чего доспех заключил барона в свои отнюдь не дружеские объятья.
Два рыцаря покатились по земле, один стремясь во что бы то ни стало добраться до неприкрытых нежных частей соперника, второй - отчаянно пытаясь сбросить с себя безголовый живой доспех. В конце концов ему это удалось, и плод работы нильфгаардских кузнецов улетел в тот же пруд, с которого всё началось.
Отчаянно глотая ртом воздух, Мерхольд устало поднялся на ноги. Злосчастной булавы нигде не было видно. Видимо, теперь она покоилась на дне вместе со своим тёмным хозяином.
- Самое интересное только начинается. - крылатый шлем, как оказалось, всё ещё валялся на берегу, и ущёмлённым отсутствием тела ничуть не выглядел. - Поверьте, было довольно сложно внушить Казиму мысль заняться поисками моего оружия, чтобы он воспринимал её, как свою собственную. Вряд ли Ворон так легко откажется от этой затеи. А искать он будет тебя.
Мерхольд подошёл ближе. Примерился, с явным намерением запнуть шлем куда подальше. И проснулся.
Он находился на берегу, возле погасшего костра - как выяснилось позже, необъяснимо далеко от тех мест, где был, практически на самом побережье. Невдалеке лежал труп белого коня, выглядевший так, будто его гнали без малого неделю без передышки. Правая ладонь явственно горела, однако сама булава некроманта куда-то подевалась. Судя по его собственным следам, ведущим к воде, можно было даже догадаться - куда.
Потом, много позже, Мерхольд обнаружит, что далеко не всегда помнит, чем занимался прошлым утром. Зато те, кто помнили - упоминали странные дела и странные познания, не характерные для барона, в его обычном состоянии. Но это - уже совсем другая история.