- …уши поменьше, губы попышнее, а нос еще чуть-чуть повздернутее, я же говорила. И глаза, глаза обязательно надо было сделать побольше, а куда они там не пролезают и на что давят – ты магик, ты и думай, и за что только батюшка тебе заплатил. Но на худой конец… - девушка еще раз оглядела себя в зеркале, глуповато-хитро улыбнулась, и, кивнув слуге, удалилась из комнаты.
- Хозяйка выражает вам свою искреннюю признательность, благодарит за отлично сделанную работу, и просит принять эту скромную плату. – «перевел» невозмутимо стоящий рядом слуга, степенно вручая Эктегерду позвякивающий мешочек. За все время проникновенной эстетико-просветительской речи, в очередной раз доказывающей, что клиенты сами не знают, чего хотят, он, казалось, даже не переступил с ноги на ногу. – Вы всегда желанный гость в нашем доме.  – с этими словами он распахнул вторую дверь, и с поклоном, но вполне недвусмысленно  повлек магика к выходу.
Экт, конечно, и сам не собирался задерживаться у случайных клиентов, и его не слишком взволновала очередная демонстрация того факта, что магиков могут уважать, могут - нет, но в соседях предпочтут кого-нибуть, кто не может сглазить лучшее пиво или превратить склочника в лягушку. Он и сам бы не стал связываться с этой провинциальной публикой, заплатившей, будем откровенны, не так уж и щедро, но закончившаяся большим плюхом экспедиция по изучению исконных обитателей моря вопияла о дыре в бюджете, и ее нужно было чем-то затыкать.
Впрочем, все равно было немного обидно.
Покинув осчастливленный сомнительной красотой современного разлива дом, магик, стряхнув с себя неприятные воспоминания, направился к постоялому двору, где под бдительным надзором Энка сохли его вещи, а Кирр вот уже почти сутки внимательно следил за зазывающим ведьмаков объявлением и теми, кто им интересуется. Связанная с ним проблема заинтересовала исследователя, но лезть на рожон в одиночку было бы необдуманно.
В конце концов, союзники для того и нужны, чтобы гибнуть первыми.

Отредактировано Эктегерд (2012-12-16 13:28:29)

...Вечером перед сном прикажите больному сесть как можно больше селедки — столько, сколько только он сможет сесть. Утром смешайте четверть фунта очищенных тыквенных семян с брусничным соком, так чтобы у вас получилась густая кашица. Дайте больному сесть половину этой кашицы. Когда пройдет час, велите ему сесть другую часть кашицы и уложите его на два часа в теплую постель. После чего дайте больному столовую ложку касторового масла. Часа через четыре...

Денкрау потер нос, перевернул страницу. Полюбовался на красочные иллюстрации, кои сопровождали рецепты вывода паразитов. В общем-то и не совсем нужные иллюстрации, аппетит они испортить могли, а вот помочь чем - сомнительно.
Закрыл книгу, вздохнул. Вроде все понятно, все ясно, все прочитано по триста раз, а поди ж ты, проверь еще, действительно ли все так, как описано. Практики, практики не хватает! Школы не хватает. Учителя не хватает. Знаний, опыта, системы какой-то. И книг тоже, по правде. Эти две зачитаны до дыр, а толку? Все равно выветрится из памяти. Самые полезные, простые и нужные рецепты выписаны, да эти самые полезные и нужные рецепты любая бабка знает.
А та практика по ухаживанию за больными, которая недавно приключилась, почти и не считается. Эт-та такой больной, которому никакой доктор не страшен, все равно выздоровеет. А люди... про людей в тот день пришлось забыть.
Страшно видеть, на что способна озверевшая толпа. Грустно видеть Хартуса таким - не язвительным и деятельным, как обычно, а угрюмым и молчаливым. Оставалось надеяться, что он поправится и снова станет собой.
А ведь когда он тогда очнулся, почти сразу, еще до того, как его довезли до трактира, Ден несказанно удивился и обрадовался. Вот так сила, вот так живучесть! Сам бы он, поди, несколько дней провалялся бы в отключке, а Хартус...  Поправлялся быстро. А в том, выживет ли, Денкрау начал сомневаться уже потом.
Тишь да гладь. В самом деле, словно с покойником в одной карете, а потом и повозке едешь. На расспросы почти не реагирует, на провокации не ведется. Сам на себя не похож. Того и гляди - в самом деле помирать надумает. И что тогда делать?
И проклятие почему-то не действует. Снято или не снято - неизвестно, но не действует. И полетать в полнолуние на этот раз не получилось. Как-то все... печально, что ли...
- Эх... - почти неслышно вздохнул Денкрау, перебирая листочки с записями и упаковывая все обратно в сумку.
Телега подпрыгнула, да так, что сидящий с краю Хартус чуть не вывалился к чертям. И надо ему там маячить, строить задумчивую рожу? - несколько раздраженно подумал Денкрау, хоть собственно рожи ему и видно не было, только спина. На какой козе бы к нему подъехать, чтоб хоть немного расшевелить...Совсем киснет.
Как на зло, ни еды, ни чего-то интересного под рукой не оказалось.
Эх опять.
- Хартус, ты там не заснул часом? Чуть не вывалился только что, я видел, - Ден перебрался к нему поближе, уселся рядом, скрестив ноги. - Может тебе надо чего?

Наконец-то доехали.
Ден с интересом осматривался, выглядывая из повозки. Он внимательнейшим образом высматривал книжные лавки и аптеки - в таких местах можно было бы обменять книги, или, может, приобрести новые. Если, конечно, найдутся деньги. Но можно и без них, приобретение ведь не всегда означает именно "покупку".
Крики мальчишек привлекли его внимание, но только мельком, сейчас было немного не до концертов. Куда мы едем? - заинтересовался он. - Брунхильга тут бывала, что ли?
Решив спросить это у самой сестрицы Хартуса, Ден полез через всю повозку к ней, а когда мельком оглянулся, самого Хартуса уже на месте не было.
- Черт, вывалился, что ли? - не поверил Денкрау своим глазам. - Госпожа Брунхильга, остановитесь, - крикнул он. - Братец ваш пропал!
Высмотреть "пропажу" удалось не сразу, в основном потому, что первым делом Ден смотрел на мостовой - если он вывалился под ноги какой-то резвой лошадке... Но нет. Знакомая черная куртка мелькнула в стороне, возле одного из трактиров.
- Зараза, - прокомментировал Ден облегченно и в то же время с раздражением. Проталкиваясь сквозь толпу, он испытывал огромное желание отобрать у "дядюшки" его палку и садануть ему же по спине. Не будь это бесполезно или даже опасно, он бы так и сделал, но сейчас подобная "вольность" могла добить и без того нездорового Хартуса окончательно.
Мог бы и предупредить. А то где бы мы его потом искали...
Скрипнула дверь. Много народу. Здесь, возле входа, было еще и темно, и гуляли сквозняки. И на полу - вот оно, распростертое тело. Досадное зрелище. Беззвучно выругавшись, Ден начал помогать ему подняться. Желание отобрать "палку" никуда не пропало, зато появилось новое - отметелить ухмыляющегося горожанина, наблюдавшего за всем не без насмешливой улыбки.
- Ничего не повредил? - вопросил Ден Хартуса, все больше чувствуя себя заботливой нянькой. А это неправильно, так не должно быть. - Давай, вставай. Тебя чего сюда понесло вообще? Что-то важное?

Какая-то суета у входа, от огня не видно. Слишком темно для глаз девушки, обходящейся сейчас человеческим взглядом. Кажется, кто-то упал… Может, пьяный матрос? Но тут, вроде другой контингент собрался. А вот пара послышавшихся смешков – это уже не уместно. Это не в какие ворота. Только не тогда, когда Медея поет песни, на ощупь пробираясь к душам своих слушателей, ища – и находя в них все лучшее и светлое. Заставляя вспомнить о чем-то, случавшемся с каждым, а потом взглянуть на себя сегодняшнего – и измениться.
Э, нет…Видно, переборщила Медея с героическими и веселыми песнями. Нужно что-то трогающее, немного ранящее, чтобы проснулась отзывчивость на чужую боль… Чужую боль…
Чтобы пробудить чужую, нужно пробудить свою. Эта зима не была простой. Меда много думала и говорила с Матерью и дедом, с Радованном о том, как застряла между предназначением и любовью… И родилась песня
- За спиной два кpыла, а за ними вода и дымы
Мама к ночи ждала, не нашел ни тpопы ни огня,
Я тебя потеpял в этом гоpоде вечной зимы,
И настигли меня, слева сумpак, а спpава заpя.
Как часто так бывает – ты идешь вперед, ты силен и за спиной крылья, вот только чувство потери… Оно не ослабляет, нет. Оно просто обесценивает силу.
- Два меча за спиной, слева сумpак, а спpава заpя,
Уходили весной, мы беспечною стаей волчат,
Всех беда унесла на лихих скакунах сентябpя,
Лишь копыта стучат, да пpомокли два гpозных кpыла.
Два меча – сталь и серебро.
И это хорошо и правильно, когда волчата уходят из дома по весне. Родители даже подталкивают молодняк к этому. Ведь найти свою дорогу, создать свою Стаю, или же вернуться повзрослев можно только если сумел стать на свои лапы… Все уходили – она, Радован.
Но в сентябре лапы не держали Медею Червонни. Ведьмак исчез и маловероятно, что выжил, но предназначение осталось. Редко бывает, чтобы волчица брала себе волка после гибели своего.
Но сошел на нет октябрь - и сердце отзвалось. И Саовинна перекроила Беллетейн, по-новому выстраивая мир Медеи Червонни.
-И ночами в бpеду чудится: без доpоги в пуpгу,
Теpпеливо бpеду, возвpащаясь назад и назад,
За спиной два кpыла, а за ними лишь поле в снегу.
И поpоша в глаза, и темно, и кольчужка мала.
Но как тяжело дались в этом году зимняя Охота и зимовка вообще. Черные, нечеловеческие глаз не позволяли сидеть на месте, и сорвали так рано в храм Меллителле, а потом и в Брокилон. Возможно, настой дриад позволит стать достаточно человеком? Хотя разве есть в этом смысл, если они с Хартусом разные биологические виды, как выразился Миккен, самый образованный из Стаи. А разве любовь не стоит большего?
- За спиной два кpыла, за спиною две тени в бpеду,
Мама к ночи ждала, а у сына уже седина.
Hо куда же меня эти тени ведут и ведут,
Где я, что за стpана, кто там ходит ключами звеня.
Толпа вокруг становится все более задумчивой. Именно в портовом городе понимают что значит – уходить, оставляя сердце. Именно тут поймут, как это, когда не можешь вернуться и уже дошли вести о кораблекрушении, а тебя выбросило на неприступные скалы и. искалечив тело, провидение оставило жизнь. Тревога за Харта не отпускала всю зиму и даже после Охоты. Как распорядился большак его жизнью. Сто раз укоряла себя за то, что не привела его на постоялый двор «У Волкодлака», и сто раз же уверяла, что есть дела, которые следует совершать – и завершать – самой.
Громким боем. В голосе – боль и отчаяние.
-Отпустите меня, там вдали моя женщина шьет
Белоснежный наpяд, а ее называют вдовой,
Эта жажда пути отнимает меня у нее,
Выжигает молвой туз бубен у меня на гpуди.
Хартус… Ведь и он отчего-то не смог проводить ее до границ Редании…
Запах. Неужели, мерещится? Под эту песню – не мудрено. Густой пряный запах, слишком узнаваемый. Единственные. Неповторимый. Любимый.
Нет, вот опять… Не мерещится, нет… Пот людей вокруг, разлитое кем-то пиво, кружка с кислым вином у ног, жаркое с кухни – и вот – вот эта нота запаха вампира.
Где? Кто?
Глаза обегают толпу. Ведь это может быть и не он. Может.. Мало ли вампиров?
-Сыт по гоpло,- кpичу,- я доpожною пылью небес,
Ветеp гасит свечу у любимой в окне на всегда.
За спиной два кpыла, две молитвы мои словно кpест,
Hе пускают туда, где меня моя мама ждала.
И глаза натыкаются на поднявшегося в дверях человека.
Он! Сердце пропустило удар. Неужто? Сбылось?
Только…
Серое лицо, землистый цвет которого не скрывает полутень трактира. За зелеными окулярами не видно глаз. Губы серо-фиолетового оттенка. Тяжело опирается на посох. И рядом светленький парнишка, сердитый, как лесной кот, желваки играют, глаза блестят…
Что с тобой?
Пальцы заканчивают проигрыш сами, не беспокоя голову. Глаза забывают осматривать толпу, даря слово и внимание каждому.
Сейчас все оно отдано одному человеку. Её мужчине.

Отредактировано Медея Червонни (2012-12-16 22:31:18)

Хартус отшатнулся от нее, словно от прокаженной. Не ожидал, не хотел увидеть? Тогда зачем пришел на голос или услышав объявления на улице? Забыл имя, не узнал голоса? Нет, сейчас даже если бы она увидела плакат с надписью «Ему претит встреча с тобой» - девушка не поверила бы. Просто потому что не важно даже то, рад он ей или нет. Важно не отпустить его, удержать, сохранить рядом.
Задира. Теплая волна нежности плеснула о сердце разом ставя все на свои места. Разгоняя все сомнения зимы. 
А меж тем бдительный, как и все трактирщики, хозяин проталкивался к месту драки с вышибалой, явно намереваясь по завету всех трактиров выкинуть обоих зачинщиков драки за порог, словно нашкодивших котят. Но Харт не даст себя выкинуть. Болезненно гордый, он ответит ударом и потасовки не избежать. Тогда и выступление пойдет мантикоре под хвост, и встреча – нечаянный подарок судьбы – будет замарана.
Рука спокойно и плавно опустила лютню и оперла грифом о стул. Менестрель встала, машинально оправив юбку, также плавно, глубоко уверенная в своем Праве и правоте:
- Добрые милсдари и милсдарыни! Думайте в чем есть доблесть, а в чем нет. Лишь Вам решать, что оставите в памяти о себе, - прошла к Хартусу, как раскаленный нож сквозь масло, между стоящими столами, за которыми ели и выпивали, сдвинутыми в проходы стульями, чтоб виднее было, просто стоящими людьми, расступавшимися перед бардессой… Порадовалась внутри себя, что много кто сидел за дальними столиками, а не толпился вокруг. Подошла почти вплотную к такому дорогому и долгожданному, коснулась ладонью щеки, обняла за шею, тепло-тепло, нежно прижав к себе, и отпустив.
- Вот, наконец и ты, - обернулась к юному спутнику Хартуса, и протянула руку - Медея Червонни, к вашим услугам.
Взяла Харта вновь за руку, и повела как полгода назад уводила с тропы, к очагу. И это все с такой спокойной уверенностью в правильности всего происходящего, что и мысли противоречить ни у кого из людей вокруг не возникло. Так или иначе, но места в трактире были заняты. Поэтому все с той же непрекословной и спокойной решимостью Меда взяла в руки лютню, а свой стул отодвинула в тень справа от очага и усадила на него Хартуса. Она сама пользовалась этим местом и приемом, когда стоило исчезнуть с глаз публики, но и оставаться на виду у хозяина, платящего за вечер пения.
- Отдохни, согрейся. Только не исчезай, дождись меня, родной мой.
Перекинув ремень лютни через плечо Медея Червонни, бард и менестрель по призванию, вернулась в круг света у очага:
- Ни к чему омрачать вечер! Выбирайте, милсдари и милсдарыни. что вам спеть, да в какой черед!
Она бросила взгляд на вампиров, и лукаво, заигрывающее и кокетливо подмигнула. Петь оставалось до полуночи, но можно было сделать перерыв после еще нескольких заказов.

Отредактировано Медея Червонни (2012-12-17 11:27:33)

Ой дурак...
И опять Хартус лез в драку, несмотря на то, что запинать его сейчас - пара пустяков. Несколько ударов по ноге или руке - и опять здравствуйте пожалуйста новые переломы со смещением костей. И счастье еще, что здесь толпа не околдована, и первая реакция - не размазать выскочку ровным слоем по брусчатке, а все-таки отойти от психа куда подальше.
А псих отчего-то уставился на выступавшую в трактире бардессу, как баран на новые ворота. Или, может, как верующие на явление Мелитэле, сзади было не видно. Забыл, видимо, что у упавшего горожанина и дружки могут быть, недовольные таким раскладом. О чем он только думает?
С другой стороны - хоть какая-то реакция на что-то. После столь долгой апатии - это даже хорошо. Чертовски только вовремя, ага.
А ты тут стой, следи, понимаешь, чтоб у кого шибко умного снова не возникло желание толкнуть или пнуть "бестолкового калеку". И лезь в драку, если возникнет - а что еще делать?
И какая еще Меда?
Медея Червонни, значит. Ден едва успел коснуться протянутой руки, и ничего не сказал - просто не успел. Для этих двоих ничего не было важно - они нашли друг друга. Опаньки новость! - подумал Денкрау, и тут же постарался стереть уже со своего лица несколько удивленное выражение, после чего прошел за парочкой дальше, ближе к очагу, где девушка заботливо усадила Хартуса на стул в тенечке. Чудно.
- Только не исчезай, дождись меня, родной мой, - произнесла таинственная Медея Червонни, и снова отправилась развлекать народ, отвлекая, таким образом, основное внимание на себя.
Вот оно как, значит... Но дружки... могут еще появиться.
Ден устроился под стеночкой, за стулом. Найдутся дружки того умника - будем разбираться, не найдутся - тем лучше. Медея Червонни... Интересно, кто она?
- Красивая, - задумчиво произнес Денкрау. И явно Хартусу не сестра. С сестрами у него отдельный разговор.

Ого.
Хартус выглядел... ну, словно на себя не похож. Давненько он так радостно и словно умиротворенно не улыбался. Но все это Денкрау отметил краем глаза, так как больше был занят тем, что смотрел по сторонам. Мазнуло по коже ощущение чего-то недоброго взгляда, но в толпе сложно было различить, кто именно такой глазастый. Или, может, показалось. Толпа скрыла горожанина, получившего не самый приятный удар. Посмотрим, чем это все закончится.
Шевеление в толпе - кто-то шел к столику, кто-то внушительный, кому люди не могли не уступить дорогу. Человек. Ничем, совершенно ничем не примечательный - но почему-то с собакой, и с дрессированной крысой на плече. Что делало его примечательном вдвойне.
Этта кто такой вообще? - подумал Денкрау, прежде чем человек заговорил. Подумал со странной неприязнью, вызванной, видимо, не самым приятным впечатлением от тяжелого взгляда в трехкратном размере. Жуть, да и только.
- Доброго вечера, милсдарь Хартус. Вижу, ваша способность производить впечатление на слабый пол не отказывает вам даже в стесненных обстоятельствах.
Ого. Знакомец, значит.
Ден пошевелился, оставляя уютное место под стеночкой и вставая. Вполне ожидаемо, что примерно в это время появилась и Брунхильга.
Уже хорошо, - подумал на это вампир, чувствуя себя значительно уверенней. - Хьюго нет, но все равно. Вместе отобьемся от чего угодно.
На странного человека с его не менее странными питомцами Ден смотрел настороженно, но решил пока к себе лишнего внимания не привлекать.
"Кто он такой?" - постарался мысленно спросить он у Хартуса. Впрочем, о том, что получится, он был не уверен. То ли зелье Брунхильги делало свое дело, то ли еще что, но телами они давно не менялись. Сохранилась ли мысленная связь - это тоже тот еще вопрос.
А потом пришла Медея. И пришлось отойти в сторонку. Так даже лучше. Еще меньше лишнего внимания. Совсем дурь, я уже как сторожевая собака у ног хозяина... только вот эта собачка, что передо мной, мне совсем не нравится. Космуля напоминает чем-то. Взглядом, что ли. Слишком умным, как для собаки.

- А вам не кажется, что стремись я к чему-то подобному, то мог бы найти способ проще и безопаснее, чем лично явиться с предложением?  Да и в прошлый раз, если на то пошло… - фыркнул Эктегерд.
- Я магик, а не коновал. – добавил он, слегка раздраженно пожав плечами - Хирургическое вмешательство в нашем деле может быть не6езполезно, например – проще вручную извлечь обломок оружия или очистить рану, но раз вы уже худо-бедно ходите – в конкретном случае обязательным, похоже, не является. – «Отчасти параноидален, как и следовало ожидать при его образе жизни, но как-то иррационально. Можно подумать, желай я чего-то в этом роде, то не смог бы самого начала тихо уйти, а потом вернуться с целым отрядом, устроить засаду и вообще учудить что-то в этом роде. И, возможно, как и многие непрофессионалы – не в восторге от острых предметов и шприцов рядом со своим телом… Где уж им понять, на что способна грамотная перестройка организма. В лучшем случае – видели сбежавшие дефектные образцы да этих, эльфом их за ногу, ведьмаков.» - И с чего бы это мне настаивать на бесплатном проведении дорогостоящего лечения, тем более - немедленно? Естественно, оно возможно только при адекватном обмене. Кстати, если это играет какую-то роль, не исключено и в присутствии ваших друзей, главное – чтобы не лезли под руку и не мешали концентрации. Это не упростит работу, но не новичек, справлюсь. – В такие моменты Эктегерду иногда казалось, что путь разрушительной боевой магии по-своему привлекателен, хотя, конечно, и тупиков по сути – молнии или огненные шары куда как спокойнее и молчаливее.
- Но не хотите – досадно, но не смертельно. Найду еще кого-нибудь подходящего. Спасибо, уже поужинал. – отмахнулся он от сомнительного, на его взгляд, приглашения – с такими знакомыми не помешает проявить некоторую осторожность – мало ли, что или кто будет трапезой. – И последнее. – произнес магик, уже разворачиваясь. - Постарайтесь не создавать проблем, и не только мне. Не поймите неправильно, но ваше присутствие здесь – уже некоторый риск. В знак доброй воли я не стану привлекать излишнего внимания, но в случае неприятностей придется вмешаться. Да люди и сами меня позовут… Почему-то считается, что если ты магик – то все странное и опасное так или иначе по твоей части.
Верить на слово странной компании он не собирался, особенно после заявления, что взрослый высший вампир может вот так вот жить и на полном серьезе не подозревать, кто он на самом деле. «Однако, пусть действительно придут в себя. Такие вопросы за короткую встречу действительно не решаются, в этом их лидер отчасти прав.»
Энк, прикрывавший отход чародея, недоуменно и немного грустно посмотрел на Медею. Мол, мы к вам дружить пришли, а вы? И, неуверенно вильнув хвостом – личные симпатии тут явно входили в противоречие с необходимостью – удалился вслед за своим создателем.

– Отвратное место. – Многозначительно проговорила Аинор себе под нос, едва выйдя из комнатушки у ворот, отведенной охране. Собственно, такую недвусмысленную оценку от неё получали едва ли не все населенные пункты, в каких случалось бывать, но в этот раз причин для дурного расположения духа было как-то слишком много. Сначала – добрый час увлекательного общения с местным населением в попытке услышать хоть какие-то подробности о написанном углем на куске дерева «объявлении» (почему-то все единодушно соглашались, что «видъмак», несомненно, «требаваица», но кому именно и зачем требаваица, никто не знал). А затем – еще часа три ходьбы, причем в противоположную изначальному направлению сторону. Уже достаточно, чтобы в списке городов по убыванию отвратности крепость Настрог заслужила почетное четвертое место после Вызимы и Новиграда. Но бдительной охране этого показалось мало. Так что еще час пришлось проторчать у них: о том, что в городе «требаваица», осведомлены были и стражники, но они не преминули к этому добавить, что вдобавок к дощечке-объявлению и готовности предложить посильную помощь для входа. Впрочем, стерпеть можно было и это. Но, в самом деле, о размере суммы, которая сгодится вместо пропуска, можно было договориться и пошустрее.

Грязный снег и лужи, бьющий в нос кислый запах какой-то пролежавшей в подвале ближайшего дома значительно дольше положенного сельхозпродукции. Несколько секунд Аинор молча смотрела вокруг единственным открытым глазом (левым) и о чем-то размышляла, затем протяжно вздохнула и побрела по улице. Определенно, это не стоило тех четырех десятков оренов, в которые бдительные стражники оценили неприкосновенность крепости. Нет, не то чтобы были сомнения в том, что работа не окупит дела (просто потому, что оные четыре десятка уже были заочно прибавлены к сумме требуемой награды). Но, увы, город не производил впечатление места, где можно было бы остаться на сколько-нибудь долгий срок. План на ближайшее время сложился вполне себе определенный – выполнить, в чем бы там оно ни состояло, задание, получить деньги и со спокойной душой двинуться дальше на юг, а уже там где-нибудь осесть до весны. Но для этого сначала необходимо было узнать, кто же именно заказчик – ничего внятного, за исключением названия крепости, не удалось вытянуть даже из самого разговорчивого селянина, а чуть более сведущий, но не более разговорчивый охранник ворот категорически отказался указать направление или даже назвать имя нужного должностного лица бескорыстно.

Строго говоря, задерживаться на обнаружившемся неподалеку постоялом дворе в планы не входило. Но, как оказалось, в плане общительности обитатели крепости мало чем отличались от жителей окрестных хуторов. Самые осведомленные из встреченного люда лишь поделились, безусловно, ценными сведениями о том, что у крепости (кто бы мог подумать!) есть комендант, и что найти его в это время суток можно где-то внутри. С громоздкой деревяшкой в руке, женщина в плаще чувствовала себя чем-то средним между торговцем-коробейником и просящим милостыню рыночным нищим, который зачем-то всюду водит за собой лошадь. Собственно, именно из-за последней и пришла идея возвратиться к таверне. Надолго там задерживаться всё еще не входило в планы, а потому, привязав лошадь к жерди у входа, Аинор резко, хоть и без хлопка, распахнула дверь, вошла внутрь и, стараясь не замечать так и грозивших свалиться под ноги местных прощелыг, прошествовала к стойке.
– Сколько за самую дешевую комнату, ужин и пару фунтов овса? – не церемонясь с приветствиями и представлениями, негромким, но твердым голосом обратилась она к трактирщику. И, немного погодя, положила на стойку дощечку объявления, и тем же тоном добавила:
– И еще. Знаешь что-нибудь об этом? – особой надежды на утвердительный ответ, или, тем более, готовности что-нибудь определенное рассказать, не было, но, в самом деле, чем трактирщик отличается от тех пары десятков людей, которым этот вопрос она задавала на улице?

- Милсдарь Хьюго. - Он шевельнулся, открыл глаза. - Не составит ли Вам труда позаботиться, чтобы конюхи как следует проявили почтение к нашим скромным лошадкам? А я пока уточню насчет комнат, хорошо?
Брунхильга остановила повозку и быстрехонько зашагала к той самой таверне, куда, кажется, решили придти все жители этой чертовой крепости у моря.
Хьюго покашлял, перебрался на козы, направив телегу к конюшне возле злосчастной таверны.
Спрыгнул, обратился к конюхам:
- Лошадок расседлать, почистить, накормить. - Горстка медяков легла в руку одному из рабочих. Вот настоящих денег уже не хватало: за время путешествий Хьюго израсходовал много. Очень много. Зато мелочи у него всегда было пруд-пруди. Он таскал ее с собой горстями и пригоршнями, бывало даже обменивал орен или марку на медяки, чтоб при случае сунуть их какому-нибудь попрошайке, мальчонке, старухе или расплатиться с такими вот конюхами. - И за повозкой присмотрите.
Рыцарь удалился. Дверь. Помещение. Люди. Наверное, здесь собрались представители каждой, ныне существующей профессии. Фон Вальхалл отыскал глазами (что сделать было невероятно трудно) Хартуса, Денкрау, благо, те стояли, и их было видно. Рядом с ними наблюдалась привлекательная девушка. Кажется, даже бард. Хьюго протиснулся к компании.
- Здравствуйте, - обратился он к девушке. - Хьюго... Хьюго фон Вальхалл. - Странно было называть себя фамилией, которая была вовсе не твоя. Еще более странно было называться этой фамилией, когда вот-вот, и ты ее лишишься. Совсем.
- Куда направляемся сейчас? - задал он вопрос, но уже Хартусу и Дену.

- Спасибо, Денкрау. Рада знакомству. Какими судьбами в Настроге? Я ожидала встретить вас парой месяцев позже и парой лиг южнее…
- Я вообще вас встретить не ожидал, потому все подобные вопросы к моему дядюшке, - пожал плечами Денкрау.
Хм… на на дядюшку Хартус реагирует куда спокойнее, чем раньше. И правда, что ли, назвать как-нибудь, при случае, Брунхильгу тетушкой? Обязательно попробую. Только пути к отступлению заранее подготовлю, а там и...
-Ты с нами? – спросил Хартус свою таинственную Медею. - Пойдем?
Он словно не уверен был. А и дураку понятно, что он ей нравится, причем настолько, что девушка с удовольствием пойдет куда угодно, лишь бы с ним побыть. Впрочем, мало ли что дураку понятно, вон Хартус себя человеком сколько лет считал, а это уже вообще за гранью добра и зла. Так что теперь сам факт такого предположения, пусть и неуверенного, для него – верх проницательности.
Как она бережно держит его руку. Между этими двумя – нечто большее, чем просто знакомство. Слишком непринужденно и даже привычно стоят они рядом, так близко, словно так и надо, словно оба имеют на это полное право. И Хартус! Да ешкин кот, он за эти, ну… сколько, минут двадцать?... переменился так, как не смог бы, наверное, и за месяц, а то и за год без этой встречи!
- Такие прелестные уши не могут быть лишними, - хмыкнул Денкрау на слова Медеи. – Пойдемте, конечно.
А ведь о природе Хартуса она знает, не иначе. Ничего не спрашивает. Ничему не удивляется. Где же он нашел такое сокровище?
- О, Хьюго! Куда идем? Есть мы идем! И не знаю, как кто, а я проголодался.
Чуть не посоветовав на радостях Хартусу ковылять быстрее, Ден только в последний момент остановится и решил подождать, пока он доберется своим ходом. Разумеется, с помощью Медеи, которая продолжала бережно держать его руку.
О, да она его так исцелит одним прикосновением. А если учитывать, что скорость регенерации хоть немного, но все же зависит от душевного состояния, то ой-ей… Скоро опять начнутся безобразия – трактирные драки всякие, умничанье нескончаемое. Ну, так даже веселее.
Уже почти покинув зал, Ден оглянулся. Ничего странного и необычного вроде не заметил. Дружки избитого горожанина так и не явились, чародей тоже был далеко, и хоть от него можно было ждать какой гадости, но все же маловероятно. А так… да ничего вроде необычного.