Ведьмак: Перекрестки судеб

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Ведьмак: Перекрестки судеб » Личные эпизоды » Гори-гори ясно!


Гори-гори ясно!

Сообщений 31 страница 60 из 88

31

Хартус усмехнулся, теперь уже не скрывая двух острых клыков, когда волчица выдала тираду и скрылась.
-Такие нынче времена, помощь предлагают лишь для проформы.. Так, что тут у нас?- Граф принюхался. Откуда-то прямо несло благовониями. Эти масла невероятно пахучи... Неприметная дверца скрывала за собой ряд бочек с благовонными маслами. Тут и для обрядов, и для ритуалов.. Естественно, раз открытая бочка и не запечатанная после этого воском в месте вскрытия воняла так, что сразу же затошнило.
Вдруг граф услышал всхлипы. В уголке тихо сидела и тихо же плакала девушка. Если бы не прекрасное зрение, позволяющее видеть в темноте, Сиал Ра-Шальский не заметил бы девушку, которую он уже встречал. С месяцок назад, когда благодушные господа из дознавателей-жрецов открыли ему глаза на то, кто Философ есть на самом деле. Девушка с заячьей губой, которой он оставил Берту, кажется так звали ту девку из-за которой он загремел в казематы, на попечение.
-Не плачь и не бойся,- тихо произнес он, обходя бочки и подходя к ней. По пути граф снял окуляры.- Встань,- девушка послушно встала, после чего Хартус "отпил" из нее. Совсем немножечко, чтобы затянуть раны да забыть о боли, утопая в хмеле от гемоглобина.- А теперь беги отсюда,- так же тихо шепнул он ей на ухо, подхватывая бочку и проливая часть содержимого на пол.
Чтобы облить всю основную залу и пустить пару бочек катиться вниз времени заняло немного. А факел, брошенный в масло помог разгореться всему этому особняку.
-Живой огонь, говорите..- бормотал Хартус, заходя в заросли.- Пусть будет так...

0

32

Из тени кустов было отлично видно, как незнакомец пробурчав и посокрушавшись о падении нравов и помощи в качестве проформы, вернулся обратно в дом. Странно, но Меду зацепили эти слова. То, на сколько незнакомец пренебрежительно высказывался о помощи, порядочности и прочем ввело Меду в заблуждение. Видимо, не во всех случаях они были верны, и все же мужчина ожидал, что волчица в чем-то ему поможет…
Возвращаться – плохая примета. А вот подождать в зарослях неподалеку от дома – самое то…
Меда затаилась, улегшись на брюхо.
Из поместья послышалась возня, и из дверей выскочила девичья фигурка в рваной и явно не по сезону одежде. Не разбирая дороги, она кинулась куда-то в сторону ворот, но резко повернула и скрылась за домом. Вероятно, ей виднее, куда бежать
Через какое-то время в окнах полуподвального этажа засветился огонь. А из дверей усадьбы вышел незнакомец. Выглядел он вполне прилично, за бок больше не держался. Значит, притворялся. А еще помощи просил… Оборотница фыркнула про себя.
Строевым шагом мужчина направлялся прямо к зарослям, в которых, в самых кустах, сидела поджидающая его Меда.
Неужели заметил в такой темнотище?
Перед незнакомцем котились волны сильного, душного, пряного запаха. Куда это он, интересно, влез?
-Живой огонь, говорите.. Пусть будет так...
За своими собственными рассуждениями мужчина заметил Медею только когда споткнулся об нее. А вернее, перелетел через заднюю часть ее спины и приземлился где-то уже дальше, мягко перекатившись и выпрямившись.
Странно. Оборотница была уверена, что он шел к ней, а вон как оно вышло…

0

33

-Ух ты ж.. Драть тебя в качель..- Хартус оглянулся на преграду, выросшую перед его ногами и замолк. Врожденное чувство эстетики и интеллигентный склад характера не давали ему ругаться при девушках и женщинах, в присутствии детей и стариков. Было это, когда ему было 17 лет. А сейчас же он просто распознал объект, помешавший ему столь долгое время находиться в вертикальном положении и все встало на свои места.
-А я считал, что вы уже прошли как минимум две трети дороги до дома своих обидчиков и ваша ненаглядная.. как ее бишь..? ага, лютня, уже почти в Ваших лапах,- граф разговаривал так, будто не тяжести таскал, а всю ночь выпивал с товарищами после очередного удачного дела. Правда была в том, что действовал граф преимущественно один, в каком бы там ни было деле предпочитая полагаться только на себя и свои силы.
-И каково же было мое удивление, когда я буквально натыкаюсь на вашу.. эм.. на вас! И тут возникает несколько резонных вопросов и следствий из увиденного,- похоже, Философа опять приспичило на поболтать и в собеседнике он не то что бы нуждался, но от слушателя не отказывался.- Во-первых, можно вывести из вышесделанного, что вам не так уж и дорог этот музыкальный инструмент, раз вы решили полежать здесь в одиночестве. Во-вторых, вам. видимо, нужна компания. В-третьих, если во-вторых не верно, то вы за кем-то следите... В-четвертых же, вы меня извините, но я проголодался,- последнее было несколько не к месту, однако Хартуса это не смущало. Он видел, как занимается огонь, видел он и то, что особняк покидать никто не спешит.
-А вы как относитесь к тому, что вас хотели сначала подержать в клетке, попытать, а потом сжечь прилюдно?

+1

34

Возможно, идеальным спутником для такого общительного парня, или вернее мужчины, как раз и был бы спутник лишенный дара слова совсем. Но Медее уже надоело изображать из себя лучшего друга человека, тем более, что ее действиям упорно приписывались какие-то посторонние мотивы. Слегка толкнувшись лапами вперед и оттянувшись всем телом, Медея стала на две ноги, выпрямилась, уставившись в лицо знакомцу.
- Проголодался? Какая прелесть! – девушка сложила руки на груди. Как и обычно после спонтанных оборотов, одежда пострадала. Увы, с вполне еще приличным платьем-киртлом пришлось попрощаться в очередной раз. У Медеи очень часто появлялись новые платья. И не только из любви к себе и новым нарядам. По той же самой причине она очень редко носила мужскую одежду, казалось бы, боле практичную в дороге. Оставаясь в такие вот моменты в одной нательной рубахе-камизе, было приятно, чтоб она хоть до середины икры закрывала. В оборот девушка прихватывала только нательное белье и пару мелочей, полностью и безраздельно ей принадлежащих и подаренных согласно ритуалу.
- Как я к этому отношусь? Мало ли кто о чем может мечтать! Некоторые предпочитают овец симпатичным девушкам, так что же о них говорить. Меня гораздо белее расстроила мерзкая вещица у одного из этих плюгавников, не позволявшая мне уйти в оборот и постоять за себя.
Медея пожала плечами, от чего не поддерживаемая шерстяной тканью ткань льняная привычно сползла с плеча и была водворена на место столь же привычным жестом.
- Кстати, Вы так и не представились.
Не подавая особо вида, оборотница чувствовала, как навалился Долг Жизни. У волков есть похожий инстинкт, передавшийся роду Червонни вместе с волчьим проклятьем.
- Я все еще здесь… Все еще здесь, потому что практически все предположения верны – мне действительно нужна компания чтобы наведаться за лютней и одеждой, я именно наблюдала за Вами, готовая оказать помощь, ежели она и вправду понадобится. И я тоже не прочь поужинать. Ну так как? Прогуляемся под луной и звездами к деревеньке?
Оборотница прикидывала про себя, как лучше туда добираться. и пока чаша весов перевешивала в сторону волчицы.

+1

35

Граф приподнял бровь, когда увидел почти во всей красе оборотницу. Хороши же, стервы. Не один и не два оборотня было на счету у охотника на вампиров. В том числе и волчицы. И иной раз приходилось жертвовать деньгами за взятый заказ.. ну по разным причинам. И статистика показывала, что оборотницы как-то лучше оборотней могли убедить не поскупиться и отказаться от денег. На сей раз в деньгах он недостатка не испытывал. Зато чувствовал, что утомился. А лучшее средство от утомления.. несколько есть, по чести сказать. Из доступных - парочка. Из предпочтительных - один.
-О, будьте уверены,- граф потер глаза, предварительно сняв окуляры,- я из тех, кто предпочитает разделять телесные наслаждения с девушками и овцами, используя вторых только в качестве обеда и источника шерсти.. Касательно же симпатичных девушек..- Хартус ухмыльнулся, накидывая на глаза гогглы.- Хартус,- весьма просто представился он и шагнул навстречу полуобнаженной девице. Прекрасное ночное зрение позволяло ему пусть и не во всех, но в подробностях рассмотреть и фигуру и лицо, хотя последнее он нарассматривался за то время, пока ее доставляли в этот храм, представляющий нынче живое представление о Живом Огне, девушки. Мало того, что она была симпатичной, так еще и привлекательной. Во всяком случае в этой рубашке. Без позволения Медеи, он ухватил ее за руку и обозначил поцелуй, не прикасаясь к тыльной стороне ладони губами, а лишь обдавая их дыханием.- С Вами - хоть на край света,- усмехнувшись, произнес он, выпрямляясь и снова снимая окуляры, на сей раз глядя в глаза оборотницы своими черными без белка и радужка буркалами.
Обожженный почти месяц назад бок жгло нестерпимо, поэтому он скинул куртку. Намереваясь на ощупь проверить, не стала ли рана вновь кровить, а заодно - как скоро отведет взгляд волчица и отведет ли вообще. Опасный эксперимент. Ну да эта ночь не была совсем уж обычной.
-Я помогу Вам..- произнес он медленно. Вроде бы не кровит.- Тем более, что прогулка обещает быть весьма приятной..
"Как скоро ты обернешься или отведешь взгляд в сторону?"

+1

36

Приветствие Хартуса было в стиле богемии, к общению с которой Медея была несколько привычной, и выдавало в нем кого-то близкого к аристократии. Собственно как и хозяйская манера обращения с собеседником, и способность, склонившись, не коснуться руки губами…
- Хартус. С Вами - хоть на край света.
И тут он снял очки. Или что там было у него на лице, прикрывая глаза. Черные, абсолютно невыразительные провалы… Куда? Ничего себе, полуэльф… Вот везет последнее время на нечеловеческие глаза… Вспомнились вертикальные зрачки ведьмака, ставшего предназначением.
Но этот Хартус…Нежить какая-то… Ой, да брось… А сама-то кто?
Медея вдохнула-выдохнула и улыбнулась. От хищника убегать нельзя. А вот протянуть руку… Не, можно, конечно и без руки остаться, но Медея привыкла почитать хищником себя. Опять же любопытство сгубило не одну кошку.
Брови девушки взлетели вверх, когда Хартус начал раздеваться. Вот это да! С чего бы?
Девушка с новым интересом и некоторым… удовольствием… рассматривала знакомца. Нравились ей такие, чего уж греха таить. Жилистые, подтянутые и опасные. Но, признаться, и не складывалось с ними никогда. Другого они искали обычно, другого. Вспомнилась некстати хрупкая чародейка с фиалковыми глазами. Куда уж Медее.
-Я помогу Вам. Тем более, что прогулка обещает быть весьма приятной..
Хартус мялся с курткой, ощупывая бок и явно не знал как предложить ее Медее. Вот ведь хороший парень, хоть и нежить… И помочь уже который раз согласился, и девушку в рубашке не оставил мерзнуть в конце октября. А вот, поди ж ты, сам стеснялся собственного порыва и неловко ощупывал бок. Девушка взяла из рук Харта куртку и натянула поверх рубашки, принимая решение о том, чтобы прогуляться все же до деревни пешком. Тут не может быть слишком уж далеко. А вот вопросы скопились в голове оборотницы такой толпой, что скоро начнут вываливаться через уши.
Подхватив мужчину под локоток, Медея двинулась к выходу с территории Ордена. Тем более, что костер выглядел все более привлекающим внимание
- Сдается мне, что Вы не полуэльф, как мне померещилось в начале, Хартус? И прибыли в резиденцию Ордена не ради моих прекрасных глаз. – незаметно для себя, девушка перешла на более мягкий тон - Можешь рассказать немного?
Было приятно опираться в темноте на крепкую руку мужчины, идущего рядом, ощущать тепло его тела сохраненное курткой, чувствовать этот незнакомый, нечеловеческий запах. Будучи в человеческой форме, Медя видела в темное не лучше, чем обычная девушка с хорошим зрением. А сполохи и тени от огня не столько помогали, сколько мешали. Фатальное несоответствие светского тона беседы безумию, что творилось в подвале Обители Ордена и полыхающим сзади жизням почти не трогало Меду – слишком уж быстро все менялось. Возможно, впереди ее ждали несколько бессонных ночей и кошмаров, но здесь и сейчас инстинкт явно заявлял: все так, как и должно быть.

+1

37

В общем, действия друг друга вампир и оборотница интерпертировали совершенно вольно и не совсем верно. Предлагать ей свою куртку, которая почти стала ему второй кожей, граф не собирался. Ну не предлагала же она ему шкуру оборотня-волка. И вряд ли бы предложила. Тем не менее, наглость - второе счастье. А для Хартуса и еще ряда персон - так вообще. первое. И сегодня список означенных персон несколько расширился.
-Ну раз уж мы обошли ряд формальностей, то..- он высвободил свою руку от руки Медеи и приобнял ее за талию.- Все же не на променаде..- действительно, было прохладно, но не настолько, чтобы ежиться под ветром или морозом. Граф принюхался.
"Черт.. Упыря кусок.."
Пахло кровью. Непонятно откуда, но людской.
-Сказать сейчас, что я явился не по твою душу - это значит разрушить тот образ рыцаря в зеленых окулярах, в котором я предстал...- ухмыльнувшись, произнес граф.- И если я скажу тебе правду, мне придется выполнить свою работу бесплатно..- Философ отвел очередную ветку от лица посохом, а окуляры повесил на пояс. Странная ночь располагала отвлечься от соблюдения, так сказать, привычного внешнего образа и пренебречь соблюдением же конспирации. Он повернул лицо к Медее и улыбнулся. Улыбка вышла больше похожей на оскал. И отчетливо можно было рассмотреть два удлиненных клыка на верхней челюсти.- Еще объяснений надо? Стой, в каку вляпешься...- откуда посреди дороги взялась здоровенная лужа, в которой грязи, наверняка, если и не по колено, то по щиколотку - точно. Ну и некстати вспоминалось, что тяжелая наемничья доля лишает многих благ в жизни. Два месяца необласканности.. В общем, граф мотивировал себя тем, что дело еще не окончено. Хотя потом может и не быть времени..
Дилемма вполне могла решиться сама собой.

+1

38

Мда… Так вот сразу оказаться подмышкой у незнакомца Медея не ожидала… Но чего уж теперь: было тепло и уютно. И если уж по-честному, соблазн уткнуться в лен рубашки незнакомого мужчины и просто разрыдаться от облегчения был колоссальным. Как-то пока сама стоишь, или идешь – сил хватает на все, а стоит оказаться «под крылом» - сразу же куда что девается. Остается только гордость и воспитание. Недавно вон позволила себе расслабиться.
- В общем, ты не похож на рыцаря и явился явно по своим делам. – Медея усмехнулась, - А кем ты работаешь? Я вот бард. Мне без лютни никак нельзя. Не на овец же мне охотиться. Да и круглый год по лесу с голой … э… спиной не пробегаешь.
Хартус повернул лицо к девушке, снял очки и улыбнулся во всю ширь… От неожиданности Медея шарахнулась от него, чуть было не вляпавшись в лужу. Хотя стоило ли этого опасаться, когда буквально с час назад в подвале под лапами хлюпала не грязь, а кровь..
- Еще объяснений надо? Стой, в каку вляпешься...
Ой-ой… Таких Медея еще на большаке не встречала.. Это что это, все баллады «Девушка и граф», «Лунный луч» и остальные – правда? Кроме вполне реальных брукс и альпов, как давече в подвале, существуют и эти… Старшие? Высшие? И как с ними быть? Ну, если они пьют кровь, То Хартус, вероятно, понимает, что в крови самой Меды не так уж много от человеческой. Вирусы и магические поля сделали свое дело много лет назад.
Какая-то смешно стало. Видимо, чаша аномальности вечера переполнялась стремительно и абсолютно неминуемо сносило крышу и отрывало от реальности. Медея протянула палец, коснувшись острого кончика клыка:
- А у меня – длиньше! – не удержавшись, Медея рассмеялась в голос, - А у Радована, брата моего, клыки вообще почти в поллоктя! Уж прости, у нас весь род клыкастый!
Отсмеявшись, девушка приблизила лицо, рассматривая Хартуса с неподдельным интересом:
- Так это ты вампир, что ль? Я ваших не встречала еще… А что я обедала чесночной колбасой – ничего? – Медея соврала самым беспардонным образом. Никакой колбасой она не обедала, но несло ее натуральным образом. Как в детстве, ежели приходилось попасться с поличным перед кем-то из людей-постояльцев - и врешь заливаешься, пока у человека голова кругом не пойдет.
- И что, ты и вправду не можешь жить без крови невинных девиц? И младенцев? А в обитель Ордена тебя привела древняя месть и куча обетов, нарушив которые ты рассыпишься в прах в прямом смысле?
Медея сама удивлялась, с чего ее прорвало дерзить незнакомому вампиру? Но страха особо не было. Был… интерес. И  тепло его куртки. И руки, не отпустившие шарахнуться в грязь.

+1

39

-Охотником на оборотней и вампиров,- спокойно произнес граф, клацнув челюстями, когда Медея полезла было трогать клыки.- В споре мужчин важен каждый дюйм, но не в этом случае,- он усмехнулся и поморщился, когда зарубцевавшиеся раны, нанесенные тем фледером, дали о себе знать. Все же моментально не зарастало даже на вампире, только что попившем крови. Кровь, кстати, была не той, что он впервые попробовал, когда узнал о своей истинной сущности. Но, все же, кровь остается кровью.
-А вот невинные девицы нужны мне бывают.. В несколько других целях. Как, впрочем, и виновные.. Винные.. Не суть. Касательно же младенцев.. Этих мы оставляем извращенцам. В курсе, кто такие извращенцы?- граф остановился и пока не спешил сходить с места. Пусть в деревне узнают, что горит особняк Культа, сбежится больше народу, будет проще наведаться к господину войту. - Все гораздо прозаичнее - я, в отличие от тех же альпов, спокойно хожу под солнцем, кровь для меня, как для людей - крепкое вино с полынью.. Абсентом, кажется, зовется. Или абсинтом.. Ну и личные мотивы, которые тебе знать не обязательно,- он опер посох о рядом стоявшее дерево, ветки которого он недавно раздвигал, чтоб не поцарапали рожу.- Так что, если боишься за свою кровь, девица невинная, то напрасно,- Хартус лукаво ухмыльнулся.- У меня есть предложение получше,- левая рука сцепилась за спиной оборотницы с правой и общими усилиями чуть подтянули к себе "непорочную девицу". Левая бровь запрыгала вверх-вниз, поигрывая.

+1

40

- И что меня, оборотницу по рождению и никогда не бывшую непорочной, вечно из неприятностей именно охотники на оборотней и вампиров вытаскивают, а? – о продолжении, случившемся совсем недавно с одним ведьмаком, Медея благоразумно умолчала, тем более, что руки Хартуса весьма недвусмысленно уже обнимали ее за талию, притягивая ближе. Так что очень остро ощущалось, что ее грудь отделяют от мужской только пара тонких камиз.
- Так что, если боишься за свою кровь, девица невинная, то напрасно,- Хартус лукаво ухмыльнулся.- У меня есть предложение получше,- руки девушки уперлись в грудь вампира, сохраняя пусть и небольшую, но дистанцию.
- Милорд предпочитает волчиц овцам? – в словах девушки было столько вызова, что можно было им захлебнуться, - А милорд не боится испугать меня в неподходящий момент? Или причинить боль… Скажем так, нежеланную боль? Я хоть и в своем уме остаюсь, но перекинуться могу и невзначай. Как бы конфуза не вышло…
В голове крутились мысли, как ужи на сковородке. Хоть Меда никогда и не жарила ужей, но представить себе такое зрелище могла вполне. Да или нет? Не опасен ли этот Хартус? Ответ однозначный – опасен. Но опасен ли сейчас и именно для Меды? Предложение обычного взрослого мужчины, разгоряченного схваткой и захватившего трофей. Он не Волк. Но он именно взял Волчицу с боя, отстояв перед соперниками, и вправе требовать свое. И Долг Жизни. Как мало знают другие разумные расы об оборотнях и о волках, чья природа вполне могла бы стать ключом к пониманию Права и Закона, управляющих жизнью Стаи.
Возможно, он отпустит ее после, как-то невзначай… Главное, чтобы этот чужак не догадался, что ощущает Медея, и что значит для Волка этот Долг. Это не просто падение в иерархии. Это подчинение тому, кто спас твою жизнь. У волков – на время, у оборотней – на один приказ.
Ощущение от тела незнакомца, и не подумавшего ее отпустить, были как от твердой стропилины – того и смотри занозишься. Но он был живым, так или иначе. И его инаковость  будоражила кровь лучше, чем крепкая выпивка. Медея шепнула:
- Убери серебро. Раз ты говоришь, что охотишься, оно должно у тебя быть…

+1

41

-Судьба у тебя, значит, такая,- пожал плечами Хартус, состроив ухмылку, означавшую в некоторой степени безразличие.. Ну подумаешь, оборотниху выручают охотники на оборотней. Радоваться надо, а не глупые вопросы задавать. После следующих замечаний граф хрипло рассмеялся, чуть приподняв голову вверх.- Кто не рискует, тот не рождается. Будем надеяться, что конфуза не выйдет,- вполне уже серьезно ответил он. Это был тот редкий, почти исключительный случай, когда с лица Философа сползли все ухмылки и улыбочки - в том числе и похабные - а лицо сделалось серьезным. Вокруг была лишь тишина. Тишина, разрываемая потрескиванием костра. А костер тот сложился из каменного особнячка, облитого маслом и благовониями. Может быть, сгорели люди. Может быть - и часть нелюдей сгорела. Черт с ними. В этом мире каждый заботится о себе сам, если нет кого-то, кто бы мог позаботиться о нем дополнительно.
Те, кто знал Хартуса хотя бы дней пять, глянув сейчас на его лицо прошли бы мимо и не узнали охотника на вампиров и оборотней. Без окуляров, с которыми он расставался лишь на время, а после этого хорошо платил тем, по чьей вине расставался, с серьезной миной. Э, нет, это не Хартус, факт,- сказал бы кто-нибудь из знакомцев.
Философ сдернул с шеи медальон на серебряной цепочке - зачарованная цепочка соскользнула, не порвавшись, с шеи змеей, только разве что не зашипела.
-Это все,- шепнул он в ответ. Это все, что было на нем. Никаких шипастых наручей, никаких клепок на перчатках.. Даже тесак и метательные ножи граф не удосужился посеребрить. Цепочку с медальоном из метеоритной стали граф спрятал во внутренний карман куртки, накинутой сейчас на волчицу. Спину чуть подмораживало, зато с лицевой стороны было.. Было жарко. Казалось, еще чуть-чуть и рубаха полыхнет, а за ней и кожаные сапоги с кожаными же портками. И портянки в сапогах не замедлят вспыхнуть.
Философ продолжал придерживать Медею правой рукой, левой же аккуратно взял ее за подбородок и снова посмотрел в глаза. Черные глаза вампира блестели, как две здоровые гематитовые бусины, на сей раз не стремясь сбить с толку собеседника или же испугать. Граф смотрел в глаза Меды, стараясь понять, что сейчас происходит: то ли это просто дефицит внимания в последние пару месяцев сказывался, то ли.. Светло-карие глаза могли бы дать ответ. Граф смотрел в глаза и приближал, рассматривая что-то внутри. Как-то получалось, что лицо его приближалось к лицу оборотницы, как приближается лицо подслеповатого архивариуса к очередному свитку или гроссбуху, чтобы рассмотреть те буквы, которые еще пять лет он мог увидеть издалека. Так или иначе, Философ незаметно для себя коснулся своим носом носа Волчицы, продолжая вглядываться в то, что невозможно было рассмотреть.

0

42

Какой-то медальон на цепочке перекочевал от Хартуса в карман к Медее. Ого, какой жест доверия… Вот это аванс…Не просто снять, а отдать оборотню то, что могло бы служить против него оружием. Он так уверен в себе? Ну, это, конечно тоже, но… Но абсолютно расхотелось бросать ему вызов или демонстрировать свое недоверие.
-Это все, - хрипловатый шепот.
Что тебе нужно от меня, а вампир и охотник на вампиров? Что тебе на самом деле нужно? Не жизнь – ее ты мог взять раньше, не легкое удовлетворение похоти – его ты можешь получить по завету всех наемников прямо сейчас, и вряд ли после драки и воздействия медальона я успела бы удрать. Да и для этого не нужны ни взгляды, ни поцелуи. Все могло случиться просто и натурально. Так, как даже у зверей не бывает. Что ты ищешь – вампир и убийца вампиров? Видит Волчица, не первая я в чьи глаза ты вглядываешься, пытаясь отыскать что-то ведомое тебе.
Так сложилось в жизни Медеи Червонни, что слишком разными были глаза, глядевшие на нее: человеческие, с волчьим зрачком, с кошачьим… теперь – черные. Выражавшие эти глаза эмоции тоже изрядно разнились. И их форма не считается – считается только взгляд. И душа, что стоит за этим взглядом.
Лицо Хартуса приближалось, словно он сам не отдавал себе отчета в том. Теплая волна принятия этого мужчины подкатила к сердцу: вот такого вот сильного и гордого, злого и насмешливого, сейчас такого отрытого, доверяющего и от этого такого ранимого. На столько, что даже не позволяет себе первым коснуться губ девушки. Не уверен в своей желанности? С легкостью подчинит себе и поэтому научился по-настоящему ценить моменты, когда в этом нет нужды? А как это вообще чувствуют – вампиры?
Возможно, ее ответ станет самой большой ошибкой в жизни... Но мало ли она совершила их в этом году? Сейчас же времени на размышления не было, оставалось только легкое предвкушение волшебства, совсем как в детстве, и отчего-то подрагивающие колени. Отвести собственный расфокусированный взгляд от лица Хартуса - вот что могло бы стать ошибкой, но только не то, что происходило сейчас. Не эти ненавязчивые прикосновения его пальцев к мгновенно покрывшейся мурашками коже, не предвкушение мимолетного прикосновения губ, желанного и слишком короткого, чтобы быть настоящим поцелуем.
Меда подалась вперед, касаясь своими губами губ мужчины, еще без настоящей страсти, на пробу, словно знакомясь, рассказывая своей мягкой податливостью о том, что не нужно больше ничего доказывать, словно уговаривала, объясняла что-то простое и очевидное, но до чего не так просто дойти логическим умом.
Медея отстранилась, желая увидеть, получил ли мужчина свой ответ, и не разочарован ли.
Рука девушки почти не произвольно заскользила вверх по щеку, скуле Хартуса, запуталась пальцами в волосы на затылке, поглаживая, но и удерживая.

Отредактировано Медея Червонни (2012-12-09 14:39:22)

+1

43

И Хартус получил ответ. Получил, как должен был ожидать, но не мог предугадать, не в глазах, а в губах той, кого крепко держал сейчас одной рукой. Стало еще теплее. Даже не так. Стало горячее. Настолько, что непонятно было, почему не вспыхнула нательная изорванная когтями фледера рубаха. Слова более не имели смысла и было бы несказанной глупостью произнести их. Граф глупым не был. Ответ найден, что еще требовалось?
Хартус посмотрел на лицо, не кукольное, как у какой-нибудь княжны или королевишны, а вполне себе реальное лицо, не идеальное, но потому более запоминающееся. Лицо женщины, ждущей.. Важно ли это? Оказалось, что важно. Перед Философом была не служанка, которая привыкла к щипкам и похабным ухмылкам. Это не путана, что за ночь пропускает десяток таких вот Хартусов, ну может не совсем таких, но все же, утверждая каждому, что он бог в постели и святой Лебеда по сравнению с ним - просто шарлатан своей религии, лжепророк... И не скучающая вдова, которой внимание любого стороннего мужчины покажется медом. Лицо женщины, доверившей самое сокровенное из того, что она могла доверить незнакомцу.
В семнадцать лет, за месяц до ухода из родительского замка, граф влюбился по уши в одну из служанок матери. Та, в свою очередь, не оправдала высоких надежд и легла через день после ухода в постель с другим. Философ не знал, что она легла по указанию его матери. Но с тех пор женщины для него стали лишь средством удовлетворения потребностей. Низменных? Да. Скотских? Да. А сейчас мир становился с ног на голову. Весь цинизм как хреном снесло. И, хвати оборотнице безрассудства сказать ему, что это глупость - он бы без раздумий раздавил ее жизнь пыльным сапогом. В прямом смысле. Гадюка, кусающая под панцирь, требует самой образцовой расправы. Однако, Медея не была гадюкой. По взгляду и прикосновению губ сложно ошибиться.
Сердце глухо стукнуло в груди... Сиал Ра-Шальский рассматривал лицо ожидающей вердикта волчицы. Тело под руками вдруг стало поддатливым. Давно ли? Неважно. Все, что хотел узнать граф, он узнал. Не время для раздумий. Размышлять над смыслом произошедшего можно будет в долгой дороге до очередного поселка или города, сейчас же нужно было действовать. И Хартус начал действовать: он подхватил на руки почти невесомое сейчас тело Медеи и искренне улыбнулся. Увидь сейчас его Торми, давний друг, снабжавший изредка информацией, куда двинуться, чтобы заработать, Торми немало бы удивился. Боль в боку больше не ощущалась. Граф сам прильнул к губам волчицы, настойчиво раздвигая их своими губами. И клыки сейчас не мешали. И слякоть с морозом вокруг - тоже. А упавшая с плеч Меды куртка - уж подавно не мешала. Создавалось впечатление нереальности. Сейчас мир разделился на два куска: для вампира и волчицы, и для остальных. И тот, что был поменьше, который первый, был намного прекрасней.
Граф опустился на колени, все еще удерживая на руках девушку. Держать ее, как приз? Нет, приз можно выпустить, а вот, скажем руку... Часть себя не выкинешь сам. Левая рука скользнула под камизу и задержалась на талии той, ради кого сегодняшнюю ночь существовал вампир. Задержалась, и двинулась дальше, едва касаясь мягкой теплой кожи.

+2

44

Медея не знала, что именно увидел и понял Хартус, но это ему явно понравилось. Видимо, он и сам не вполне рассчитывал на что-то, что получил. Доверие этого мужчины, возникшее так вот неожиданно для них обоих, было невероятно ценным для Меды. 
Ответный поцелуй был настоящим: долгим, вкусным, страстным. Губы встречают губы, тишина в мире нарушается лишь влажным звуком поцелуя и тихим хриплым стоном… Моим? Хартуса? Уже не важно. Когда тебя так бережно прижимают к груди, держа на руках – уже не понятно, где заканчиваешься ты сама, и начинается другой человек. Так неспешно, бережно и даже трепетно, со спокойной нежностью и уважением к каждому ответному вздоху. Хартус не нападал, не требовал, не утверждал своего право на женщину, не подчинял – ласкал,  слегка покачиваясь в такт поцелую.
Здесь холодно и земля сырая, и не слишком далеко они ушли от Обители… Но это не важно. Что самое главное? Сейчас? Когда голова слегка кружится, а воздух становится тягучим  едва проникает в легкие? Когда так дразнящее и непривычно пахнет неповторимым запахом его кожи, волос, губ, а каждое прикосновение  рассказывает секреты? Девушка поймала мужчину за руку, притянула к щеке, коснулась губами ладони. Ощутила как она, теплая, скользнула под камизу, пробежав пальцами снизу вверх, задержалась на талии…
-Нет, подожди…- Сейчас, пока страсть не захлестнула весь мир и не стало окончательно все равно то, что расстроит чуть позже… Волку лес – дом. Не бывало такого, чтобы Медея не устроилась. Да и страсть – не то блюдо, которое следует вкушать второпях, не успевая почувствовать, запомнить… И уж тем более не у дороги.
Девушка с сожалением соскользнула с рук мужчины и, оглядевшись, потянула его за собой. Старая Радованова наука, как в лесу устраиваться, если ничего, кроме своих четырех лап нет. Если полнолуние отпустило, а не знаешь, где оказалась и как ночевать. Ель – самое лучшее дерево в дождь и сырость. Так умеет оно вырасти, что под ним сухо всегда, да подстилка из прошлогодней хвои.
Девушка нырнула между колючих ветвей в круг сухости и безветрия у ствола, встретила  следующего за ней мужчину новым поцелуем.
Страсть – заразительна. Поцелуй стал глубже, объятие крепче. Пальцы оборотницы пробежали вдоль спины вампира, захватив ткань рубашки и стягивая ее через голову. Девушка стояла  на коленях, рассматривая спутника с новым интересом.
Красивый… Красивый зрелой и опасной мужской красотой. Поджарый и сильный, как волк. Татуировка сбегала, опоясывая торс. Меда проследила пальцами узор:
- Здорово… - Это ее голос звучит так низко и с хрипотцой? Ох, Меда… Ох не стоило… Так вот… С самого Беллетейна…Немудрено и к вампиру в постель прыгнуть… Голос рассудка растаял в розовой дымке, оставив ощущение смущения за то, что он говорил.

+1

45

Кто-то что-то сказал. Однако еле слышные слова не разбили на мириады осколков что-то странное, что затягивало вампира с головой в какой-то темный омут из которого выбраться не просто еще и потому, что выбираться оттуда неохота. Есть желание лишь нырять все глубже и глубже, пытаясь достать до дна.
Медея покинула руки графа и сошла с тропы, потянув следом Хартуса, а тот пошел за ней, ухватив лишь куртку и посох, с которым не расстался бы, даже если бы его попытались отобрать у него лишив головы и конечностей. Побрел, как барашек на заклание. Что он потеряет этой ночью? Неважно. Что обретет? Время покажет. Перед глазами все плыло. И он готов был поклясться, что если бы не хороший слух прирожденного хищника, то двух слов он бы не услышал. И, возможно, все бы свершилось совсем иначе, чем..
Философ бросил куртку с посохом, едва только губы Медеи снова коснулись его губ. Дыхание участилось. Сердце снова ухнуло и полетело на самое днище омута, туда, где, казалось бы, нырни еще чуточку глубже и схватишь илистое дно руками. И сколь бы ты не напрягался, сколь бы глубоко не нырял, дна ты не достигнешь. И даже зная, что... Впрочем, кому какая разница. Хартус не желал выныривать и спасать рассудок. Не желал он и слушаться гласа рассудка и осторожности. Мир сжался до размеров круга из сухой хвои, ствола гостеприимного дерева и еще недавно бывшей в лапах краснорясых оборотницы. Из этого маленького мирка улетела уже драная окровавленная рубаха. Камизе тоже скоро предстоял полет вослед, но торопиться было некуда. Жилистое тело отзывалось на прикосновения пальцев дрожью.
Он хотел сказать, что не знает, что сейчас происходит, но что бы там не происходило - это останавливать нельзя. В голове вертелись слова, которые не успевали сложиться во фразы, разлетаясь на руны, которые, в свою очередь, сгорали в пламени безрассудства. И, пожалуй, первый и единственный в жизни раз граф не смог произнести ни единого слова.
- Здорово…- низкий и хрипловатый голос совсем не похож на тот, которым она разговаривала еще пять минут назад. Хартус улыбнулся и смолчал. Он опустился на колени рядом с ней и мягко притянул к себе за локти, перехватившись руками сначала за талию, а потом сложив ладони вдоль лопаток, чтобы никуда не убежала. Казалось, чуть-чуть отвлекись и непременно убежит. Глупо. Но все же казалось. Черные глаза снова посмотрели в глаза волчицы а губы снова прикоснулись к губам, нежно целуя, после чего переместились ближе к шее. О, нет, граф не собирался пить кровь Медеи, просто еще один поцелуй. И еще один - ближе к мочке уха.
Сердце колотило так, что отдавало в виски, а жилы набухли кровью так, словно крутил копьем часа два на максимуме возможностей.
Одна рука скользнула ниже по спине, до талии, коснулась бедра и поскользила ниже - туда, где кончалась камиза.

+1

46

Пахло землей и хвоей. Почти что уютно. Хартус… улыбался. Мягко и так, словно… Не только его рука оставила на земле грозный посох, которым он так мастерски гонял всех, кто оказался поблизости от него в подвале Обители, но и душа опустила щит из надменности и насмешек.
Хартус накрыл ее губы уверенным, неторопливым поцелуем. В этом поцелуе снисходительная насмешливость, которой он потчевал девушку несколькими часами раньше, отсутствовала напрочь, и оборотница отчаянно пожалела, что вокруг темно, а ночное зрение приходило только вместе с Волчицей – она уже не была уверена, что с ней сейчас тот парень, который учинил кровавый погром. Страшный, демонстративно жестокий, язвительный, а по пьянке наверняка еще и грубый, он просто не мог так целоваться.
Истосковавшейся по мужским ласкам Медее хватило бы только обозначить поцелуй несколькими касаниями губ, а Хартус, казалось вкладывал в движения губ нечто большее, и в его почти невесомых объятиях непостижимым образом было невозможно хоть куда-то двинуться. Даже если бы захотелось. Вместо этого девушка обвила руками его шею, привлекая ближе к себе.
Его губы, скрывающие только что продемонстрированные клыки, коснулись шеи девушки, рассылая искорки от места поцелуя по коже, заставляя кровь шуметь в ушах и что-то сладко сжиматься в животе. Медея откинула голову назад, глубоко вздохнула и шумно, с тихим стоном, выдохнула. Мир вертелся вокруг, небо над головой перемешивалось с землей под лапами. Стараясь слегка притормозить его кружение, оборотница приоткрыла глаза и вновь встретила взгляд черных нечеловеческих глаз. Граф улыбался. Волнчица нежно улыбнулась в ответ.
Медея взяла Хартуса за руку и слегка подрагивающими пальцами начала распутывать завязки на рукаве камизы, коснулась губами запястья мужчины, отпустила, ощутила, как рука спустилась вниз по ее бедру, оставшись там, теплая и нетрпеливая. Оборотница распутала вторую завязку, помогая себе на этот раз зубами и не удержалась, скользнула рукой в широкий рукав нательной рубахи, шалея от ощущения прикосновения кожи к коже. Сладкая дрожь пробежала вдоль позвоночника. Желая большего, оборотница обязательно потянула рубашку из портков вампира и скользнула ладонью под ткань, погладила его по спине, прямо над ремнем, чувствуя, как отзыывается мужское тело на ласку.

Отредактировано Медея Червонни (2012-12-10 18:46:40)

+1

47

Так или иначе, камиза уже почти была повержена. Еще чуть чуть и плен ткани сойдет с тела. Медея издала стон, после чего граф прижал ее к себе еще сильнее.
"Это безумие.."- стучал в голове маленький ревнитель морали, когда-то называвшийся совестью. Вякнул и получил по лбу сапогом летящего ко всем чертям разума, размахивающего своими конечностями на лету.
Безумие? Прекрасно. Ради такой ночи можно было стать безумным. И становилось понятно, почему герои легенд ради женщин шли на свои подвиги. Почему предавались верные друзья. Где-то далеко в подсознании начал вызревать вопрос, быть может это оттого, что она бард? Ведь по непонятным причинам виршеплеты пользуются у женщин спросом больше, чем бравые солдаты, рыцари или же грязные наемники вроде графа. Начал вызревать, но был отметен в сторону широкой волной приливающей к вискам крови. Тренированное сердце толкало кровь, колотилось об ребра вольной птицей, запертой за решетку ребер, желая выломать все препоны и вырваться наружу. Тук! Сильный удар. Тук! Удар послабее.
Философ одернул нижний край камизы и рука нырнула под ткань, скользя пальцами теперь снизу вверх по ноге, по бедру, по талии.. И выше. Граф был не из тех, кто рвал одежду на женщинах. Нет, случалось иногда, но там больше страдали пуговицы, чем сама ткань. А приделать пуговку - это ж.. Все не о том. Рука остановилась под лопаткой же, только теперь ткань не мешала прикасаться к коже девушки. Хвоя должна была во-вот вспыхнуть. Еще чуточку и сухая хвоя наверняка займется веселым пламенем, задорно потрескивая, сжигая два тела, что сейчас не смогли бы и десять тяжеловозов оторвать друг от друга, задайся они такой целью.
Граф опустился губами ниже, поцеловав попутно девушку в губы, затем в плечо и спустился в ямку между двух ключиц.
Хартус вдруг отстранился, удостоверяясь, точно не подменили ту, в чьих губах он нашел искомое. Взглянул и снова прильнул своими губами к губам оборотницы.
Правая рука начала проделывать путь левой только параллельно, по другой стороне.

+1

48

Ладошка девушки продолжила увлекательное путешествие от поясницы вампира вверх. Мягкая, уже успевшая чуть покрыться испариной кожа охотника до умопомрачения приятно скользит под пальцами, пробегающими по бугоркам мышц. Тело, которое она угадает теперь из тысячи и с закрытыми глазами. Отвечающее сейчас дрожью, на каждое касание пальцев. Бессмысленно-бессвязное:
- Харт… - и губы вампира тут же снова находят ее, настойчиво заставляя умолкнуть. Впрочем, она не против. Сердце бухает в ушах, ускоряя ритм происходящего: поцелуй горячий, безотчетный, когда не понимаешь уже, что именно ты делаешь, когда тело все решает само. Жар другого тела передался Медее, теперь уже скользящей руками вниз.
Девушка потянула рубаху вверх, стягивая ее через голову Хартуса,  и тут же прижалась к его груди плечом, щекой, носом, губами, наслаждаясь, потерлась как кошка. Невероятное, невозможное чувство, когда обнаженная кожа касается кожи, особенно, если это прикосновение к желанному мужчине.
Руки Хартуса, пробравшиеся под рубашку, оказались тверже ее собственных со слегка шершавой кожей, но они поднимали такую волну возбуждения, которая казалась просто непостижимой применительно к таким простым действиям. А между тем губы Хартуса, обжигая,  касались плеч, ключиц, открытых широким воротом камизы, задержались чуть ниже… Наверное, это акт полнейшего доверия – позволять вампиру целовать себя так. Ехидный голосок отметил, что позволять целовать себя малознакомому вампиру в принципе это уже сродни безумию… Но сегодня и ночь – безумная Саовинна. Когда теряют голову рассудительные вампиры, а хранящие верность оборотницы забывают про инстинкт Волчицы, привязывающий их к одному существу.
Повинуясь мыслям и ощущениям, оборотница прогнулась в пояснице, прижимаясь к обнаженному торсу мужчины, и была вознаграждена новыми поцелуями и прикосновениями.
Медея тяжело сглотнула:
- Я… я наверное с ума сошла… Я так хочу тебя! – на выдохе. Как-то странно и немного стыдно признаваться в этом вслух, голос срывается – не хватает дыхания. Ей, менестрелю, не хватает дыхания а одну фразу! Пожалуйста, только не хмыкни! А лучше совсем не отвечай…

Отредактировано Медея Червонни (2012-12-10 23:33:23)

+1

49

Ходили легенды, будто вампира можно задержать, не давая тому разрешения войти в помещение. Или, увидев вампира, у которого обязательно клыки до пола и вся пасть в кровище, нужно кинуть как можно больше идентичных или очень похожих друг на друга предметов, тогда кровосос непременно займется собиранием и пересчитыванием этих самых предметов и даст обреченному человечку время сбежать и отсрочить гибель. Или время, чтобы начертить зачарованный круг мелом или кирпичной крошкой. К чему это? Да ни к чему.
Медея прижалась к Хартусу, а граф одним слитным движением лишил Меду последнего источника тепла и помехи.. Ощущение нереальности захлестывало с головой, бросало в пот от невозможности происходящего. Отстегнулись сами собой окуляры и упали неподалеку в хвою.
Оборотница пыталась что-то лепетать, но молот в голове каждый раз заглушал звуки, произносимые Медеей. Пересохшее горло вообще отказывается произносить что бы то ни было членораздельное. Одна рука прошлась по обнаженному теперь уже полностью телу от живота до груди. Губы в это время тоже не бездействовали - не давали оборотнице больше произнести ни слова. Тело вампира начало клониться вперед, медленно, чтобы не испугать девушку. Вообще, сейчас требовалось делать все медленно. Вот она настоящая магия по сравнению с которой та, что состояла в левитации и пускании огненных шаров - шарлатанство чистой воды. Настоящая магия была в головах.
Граф все наклонялся вперед, укладывая девушку на мягкий и чуточку колючий покров сухой хвои, придерживая сзади рукой невесомое сейчас тело.
Сапоги ожили и спрыгнули с ног сами собой.
Безумие продолжалось и, как и всякое безумие, набирало обороты, засасывая в свой круговорот все сильнее и яростнее. Пока удавалось сохранить благоразумие и.. Какое к черту благоразумие? Торопливые и в то же время долгие поцелуи перешли с губ Медеи и ниже, к груди. Руки беспрестанно, как заводные, ходили от колена по бедру и выше, а затем обратно.
"Она оборотень.. Да хоть суккуб.."- осторожная мысль была сметена, словно соринка ураганом. Ураган эмоций бушевал внутри. И снаружи - в октябрьскую ночь было жарко.

+1

50

Сбивчивое, тяжелое дыхание Хартуса было сейчас прекраснейшей музыкой для ушей волчицы; каждый рваный вдох и свистящий выдох служили словно поощрением для каждого движение женщины. Руки лихорадочно скользили по влажной коже, тут и там оставляя едва заметные отметины ногтей. Она не могла полностью контролировать силу своих прикосновений, предпочтя не противиться приятному заволакивающему разум туману и отдаться на волю древнейшего инстинкта.
Кто сказал, что получать приятнее, чем дарить? Дарить наслаждение, на взгляд девушки, было даже приятнее, но только именно так, когда каждый твой жест находит продолжение в его жесте, каждое прикосновение отзывается взрывом удовольствия – у обоих. Видеть, как темный взгляд вампира то и дело пытается поймать ее глаза, скользить пальцами и языком по теплому телу.
Хартус оказался нежным и заботливым любовником: в каждом движении, когда следуя за руками его губы покрывали поцелуями ее грудь позволяя страсти, как цветку, распускаться, когда она по-кошачьи выгибала спину, в каждом стоне, который срывался с ее губ, в каждом вздохе отражалась его бережная сила… Как лавина, которая обманчиво-медлительна в начале и неудержима в конце. В крошечных бисеринках влаги, выступивших над ее губой, в трепете ресниц, в подступающих к оборотнице нетерпеливости и горячности… Это волшебство создавали его руки, его губы, его фантазия, его…душа?
Грудь обдает холодом, и сразу – теплом языка и дыхания вампира.
Медея не успела поймать момент, когда оказалась лежащей на хвое, просто приятная тяжесть мужского тела позволила опять почувствовать себя… живой? желанной? Наверное. Слово будет подобрано, но позже, а пока единственный мужчина этой ночи даже не целует, скользит губами, почти не отрываясь, по плечам, ключицам, груди животу, горячие ладони оглажывают колени, бедра, сжимают ягодицы... Водоворот эмоций, осознание своей нужности, желанности. ощущение того, что тебя принимают такой, какая есть. Ведь не важно кто она, человек или зверь, не важно! Важно, что ее губы нежны и податливы, что ее тело плавится под прикосновениями, отдавая себя до донышка, без утайки.. И ликует ощущая, что дар - принят.
Женщина выгнула спину, подставляя грудь под эти прикосновения, слаще и размеренне которых не сушествовало, и опустилась вновь, без сил удержаться в таком положении надолго, инстинктивно качнула бедрами. И когда не стало сил больше терпеть эту мучительно-изысканную пытку, Медея резко, слегка не рассчитав своей природной силы оборотня,  перекатилась, подминая расслабленное тело охотника под себя.
Повинуясь импульсу, она сначала медленно по очереди поцеловала каждое веко Хартуса, нос, подбородок, намеренно избегая касаться губ, и спустилась ниже, к груди. Ласковые поглаживания узора татуировки кончиками пальцев и повторяющий эти движения язык рассказывали телу Хартуса на древнем, как сама природа, языке о том, что и его, вампира, охотника на волков, сейчас принимают таким, каков он есть с рождения, с начала времен. Слегка солоноватый вкус кожи, впечатывающийся в память навсегда. Волчица шипит сквозь зубы, нехотя отрываясь от увлекательного занятия, и спускается еще ниже, к жестким завиткам волос на животе мужчины. Несколько коротких поцелуев, и, коротко взглянув в глаза вампира, она игриво запускает пальцы за ремень охотника, чуть отодвигая его в сторону и вниз. Окажется ли безнаказанным такой бунт?

Отредактировано Медея Червонни (2012-12-11 20:50:28)

+1

51

В висках стучало молотом. Какой-то краснолюд одел шапку-невидимку, схватил свой молот и начал лупить то по одному виску, то по другом, то по лбу, чтоб отдавалось в оба. Чертовы краснолюды только кажутся открытыми ребятками. а на самом деле - коварнейшие создания. Сердце колотилось, как сошедший с ума эпилептик.
Граф вздохнул со стоном, чувствуя ответ тела волчицы на каждое прикосновение. Как возможно было раньше существовать без этих прикосновений? Без невольно вырывающихся стонов? Когда гибкое упругое тело тает под рукам и губами, выгибается, дрожит... Это было неважно, как можно было существовать раньше. Было неважно, как можно будет жить потом. Важен лишь текущий момент, когда каждое мгновение сливается с вечностью и превращается в нее, когда как загипнотизированный одновременно видишь и глаза той, что предназначена этой ночью тебе, и на притягательные изгибы тела. Когда ощущаешь, как дрожит и плавится плоть под твоими прикосновениями. Когда ее бедра непроизвольно сжимаются, пытаясь в неистовстве сомкнуться даже или особенно несмотря на то, что между ними есть препятствие.
Хартус сам не заметил, как оказался лежать на хвое. Испарина покрыла лоб. Парящее тело грозило затопить туманом весь мир. Говорили, что в Каэдвене есть такие бани, которые могут вынести лишь каэдвенцы, да и то не все. Попробовали бы они вынести такую баню, в которой сейчас находился Сиал Ра-Шальский.. Хотя, кто бы им дал попробовать?
Время разлетелось на сейчас и сейчас, который идет следом. Кажется, татуировка начала светиться чуть интенсивнее? Скорее всего это из-за того, что весь мир сейчас уменьшился до размеров двух тел, отдавшихся течению эмоций. Если и были какие-то сомнения, для кого эта ночь зажгла звезды, то они распадались на тысячи осколков.
Дыхание участилось, хотя казалось бы, куда уж дальше?
Прошла вечность и за эту вечность Медея прошлась языком и пальчиками по татуировке сверху вниз. Одернула ремень? Плевать. Казалось, что граф не в силах уже даже пошевелиться. Дрожащее тело замерло на несколько мгновений, чтобы спустя эти мгновения, которые тянутся словно вечность и одновременно летят, как души Дикой Охоты, обгоняя ветер, взорваться восторгом, опьяняя и без того пьяный разум новыми впечатлениями, которые, пусть раньше и были испытаны, но иначе. Сегодня была определенно особенная ночь..

+1

52

Бунт был принят и поддержан как ни один в истории человечества. Слегка выныривая из сладкого безумия, ровно на столько чтобы сделать вздох и ровно на столько чтобы справится с пряжкой ремня, Медея на какой-то миг увидела целиком и шалаш елочных ветвей, и потрясающего мужчину со слегка словно фосфорицирующей татуировкой, с черными, срывающими в бездну страсти глазами, и смятую одежду, и собственное почти обнаженное тело, оседлавшее бедра мужчины… Несправедливостью показалось то, что на ней остались лишь теплые шерстяные чулки, подвязанные под коленями, а Хартус все еще не расстался со своим и кожаными портами. Хотелось ощущать его кожу всем телом, без раздражающей преграды из этого верха портняжного искусства. Хотелось… Ловкие пальцы расправлялись со шнурками-завязками. И губы последовали за руками, покрывая поцелуями, вырисовывая языком узоры сродни тем, что оставила выше иголка с краской. И магии в них – поровну. Медея не знала, для чего на кожу были нанесены узоры, оберег наверное, но хотела подарить этому мужчине на память столь же сильный, запечатленный где-то на сердце. Так и с ума сойти недолго!
Кончиками пальцев оборотница подцепила край штанов, плавно повела вниз стягивая с ягодиц, обнаружила отсутствие под кожаными портами брэ. И задохнулась от собственной смелости, от нежности, от ощущения восторга наглядным подтверждением своей нужности и желанности. Девушка шумно выдохнула, рассматривая целиком тело… Любовника? Пожалуй так. Пусть знаком он мне меньше дня, пусть мое предназначение завязало на мне тугой узел, но сейчас… пусть на одну ночь… на несколько часов… как же я хочу его любить! Ведь сегодня Саовина, сегодня ночь нечисти, наша ночь… Медея почувствовала, как в глазах начинают закипать слезы, и тяжело сглотнула, отгоняя наваждение. Ведь все хорошо! Девушка отбросила в сторону ставшие на время ненужными штаны вместе со всеми проблемами того, другого мира.
Сердце бухало в ушах, ускоряя ритм происходящего: снова к губам, поцелуй горячий, безотчетный, когда не понимаешь уже что ты делаешь, когда тело все решает само. Прижаться бедрами к его, ощущая невыносимо остро и ярко его возбуждение… Оборотница слегка покачивалась в ритм поцелую, то чуть вдавливая Харта в хвою, то приподнимаясь, и снова никуда не торопилась.
Непередаваемое, за гранью слов чувство, когда обнаженная кожа касается кожи, особенно, особенно… Мысли растеряли остатки связанности, перед глазами – пелена.
Поймать взгляд черных глаз:
- Можно я?..
Вопрос повисает в воздухе. Всегда так. Я до последнего не уверена, ответит ли мужчина на мой интерес, мое желание… И готова отступить в любой момент. Мне очень нужно твое разрешение на… на ласку. Сама я не решусь…

Отредактировано Медея Червонни (2012-12-12 13:53:24)

+1

53

Из маленького мирка ушел еще один обитатель - портки покинули насиженное место и ушли во мрак. Наверняка матерились на то, что не дали возможности поучаствовать до логического завершения. И так каждый элемент одежды и вооружения графа сейчас был обижен за несправедливое к ним отношение. И верный посох, с которым он не расставался с самого ухода из дома. И куртка, и медальон. Сейчас же граф был абсолютно нагим и не чувствовал себя неловко. К слову, он вообще редко чувствовал себя неловко - только если свяжут или прикуют к чему..
Тело требовало действия. Каких-то пять-десять секунд провел в неподвижности, а кажется, будто целую вечность провалялся, пока остальные жили. Едва Медея села сверху, граф тут же сел, приближая свое лицо к ее лицу, ложа на талию ладони, дрожащие от напряжения и возбуждения. Если кому-то кажется, что любить - легче, чем воевать, тот либо не любил, либо не воевал. Либо не любил и не воевал. Отдавать себя всего, не требуя что-то взамен - это многого стоит. И ты не знаешь, каким тебе вернут тебя самого.
Саовинна - в такую ночь Дикий Гон летает над миром с Мертвым Королем во главе и собирает души зевак, смотрящих в небо. Слишком внимательных, чтобы увидеть Дикий Гон. И, как от Дикого Гона невозможно убежать, так и от собственных эмоций невозможно скрыться.
Панцирь сарказма и цинизма давно уже лопнул, а из трещины вытекали чувства.. Эмоции.. Часть души. Чертов купидон в эту ночь зарядил не охотничий лук, а полноценную боевую баллисту с бревном вместо стрелы. Растает ли наваждение утром? Неясно. В любом случае сожалеть не о чем.
- Можно я?..- в голосе слышится неуверенность. И сам голос едва слышен. Граф приближает губы к уху волчицы, одергивая прядь растрепавшихся волос на медеиной голове, и шепчет:
-В эту ночь... нам можно все...- слишком длинно, чтобы сказать на одном дыхании. Голос сипит, закрывая сиплостью своей привычную охриплость.  Кадык все пытается смочить засохшее горло. Два горячих тела... И кто бы мог предугадать, чем закончится месть краснорясым? Воистину странные узоры плетет Судьба, сплетая нити Предназначения непонятным и причудливым образом, как слепая старуха метит своим костылем в песок, каждый раз делая новую лунку и никогда не попадая в одно и то же место.
Безумная ночь для безумных нелюдей. Хотелось и говорить что-то бессвязное, и молчать, а выходило только сипло дышать и наслаждаться. Не самая худшая перспектива. Если не сказать - самая лучшая. Самое лучшее, что могла предложить эта ночь. И самая лучшая, которую могла предложить Судьба.

+1

54

Снова оказавшись в кольце крепких рук, Медея тихо пробормотала что-то нечленораздельное и ласковое. Так хорошо и так удобно было обнимать Хартуса за плечи, вглядываясь в лицо, инстинктивно двигаясь и наблюдая в его глазах отражение собственной страсти.
-В эту ночь... нам можно все...- хриплое дыхание вампира касается ушка. Мммм… Прикосновение пальцев к уху вызвало бурю эмоций. У волчицы-Медеи уши были особо чувствительным местом, вот видно и в человеческой форме… Прижавшись к Хартусу, Медея уперлась ладонями в его плечи и впился в губы, не сдерживая стонов, выдыхая прямо в рот мужчине и проскальзывая туда языком. Мысли спутались и девушка чуть было не забыла, о чем спрашивала. Выгнув спину, она немного отстранилась, даже не пытаясь отдышаться, и уже в который раз облизывая припухшие и немного покрасневшие губы. Медея неотрывно смотрела в глаза Хартуса: невероятно важно было увидеть его реакцию, найти еще один кусочек витража, который так бережно и неторопливо они собирали сегодня. Отзовется ли? Рука скользнула по боку мужчины, нырнула между их телами и, трепеща, коснулась его мужского естества, пробежала пальцами сверху вниз, охватила и с острым, странным для самой волчицы наслаждением начала ласкать.
Лицо Хартуса, на котором отражалось всё безумие эмоций, сейчас стало самым дорогим зрелищем для девушки, от которого было невозможно оторваться, хотя… 
Медея надавила на плечи мужчины, толкая вперед, вынуждая снова опуститься спиной на землю и довериться ее ласке еще раз. Медленно проскользив всем телом по телу Хартуса, почувствовав его еще раз особенно остро,  девушка устроилась на коленях между его ног. Когда-то старшая подруга, Морион, краснея, на ухо рассказывала Медее о своем новом опыте, а Медея то бледнела, то зеленела, не представляя – как это может быть не противно?! Больше десяти лет минуло с тех пор, и все стало очень понятно и просто для повзрослевшей оборотницы. Не бывает вообще ничего запретного или неприятного в размеренном танце двух принадлежащих друг другу тел  - и душ. Только принадлежность должна быть полной и искренней. Такой искренней как сейчас, Медея не была никогда. Наверное, только забыв принять аконит, и перекинувшись в волчицу…
Девушка прикоснулась пальцами к внутренней стороне бедра любовника, чуть отодвигая его в сторону. Ее язык нашел тонкую нежную кожу, соединяющую ногу с пахом, и медленно исследовал всю эту дорожку, не торопясь дотронуться там, где ей и, наверное Хартусу, хотелось больше всего.
Его запах, пьянящий мускусный аромат мужчины, казалось, наполнял легкие чем-то будоражащим и таким, что не надышишься, от собственного возбуждения дышать становилось еще тяжелее, хотя такое было вряд ли возможно. Приподнявшись на локте, женщина оставила россыпь поцелуев на внутренней стороне бедра мужчины, прикусывая кожу, и, не давая ему опомниться, тут же опустилась между его ног, легко прикасаясь языком, будто бы играя, охватывая, вбирая в себя, скользя вверх и вниз, принимая, проглатывая, но крепко удерживая вампира и не давая ему отстраниться. Голова кружилась в ритме какой-то безумной пляски, сердце стучало в горле, как после долгого бега. Что будет утром? Что будет уже через минуту – не важно. Что Хартус подумает о ней – почти все равно. Куда пропала стыдливость, здравый рассудок, гордость? Никуда. Просто Инстинкты взяли верх, как в самое безумное из полнолуний.

+1

55

Поцелуй следовал за лаской, которая, в свою очередь, следовала за поцелуем. Так и увязывались они друг за другом, то атакуя одновременно, то по очереди... И это было чудесно. Пожалуй, Хартус впервые ощутил подобное проявление страсти. Не животной, нет. Что-то было в этом настолько человечного, что, как ни странно, обычным людям не свойственно.. Юркий язычок Медеи, которую в эту ночь граф со всей уверенностью, не погрешив ни на йоту против истины, мог бы называть собственной Богиней Любви, скользнул по губам ему в рот, касаясь его собственного языка. Новые краски, еще более ускоренный ритм сердца, новый сладострастный стон. Казалось бы, страсть достигла апогея. Казалось, сейчас просто разорвет на куски от нахлынувших эмоций.. Конечно, не все средства еще были пущены в ход, но и того, что было пущено Философу хватило. Томный рассеянный взгляд светло-карих глаз встретился с точно таким же ошалевшим взглядом двух черных бусин, блестящих, словно натертых маслом. Граф не знал, что она желает увидеть в его взгляде.. Он лишь с точностью до миллиардной доли знал, что в эту ночь она - его, а он - ее. И больше ничего вокруг не существовало. Пусть хоть небеса рухнут на земную твердь - их защитит сосна, а когда придет время разбираться.. Тогда и будет видно.
О, как ошибался он, когда думал, что наслаждение достигло точки апогея. Дрожь стала сильнее, непроизвольный вздох - который уже по счету?- вырвался с хрипом из груди.
И снова спина почувствовала легкие уколы хвои, которые в сравнении с касаниями разгоряченной оборотницы были просто неощутимы. Тело само взрывалось мириадами... Да черт его знает чего, но это было мучительно прекрасно.
От нахлынувших эмоций граф прокусил себе нижнюю губу, не заметив этого факта. Сколько это продолжалось? Он не любил оставаться в долгу. Ни в хорошем, ни в плохом смысле этих слов. Ни, тем более, в любви. Если уж увлекло, то увлекись без остатка. Он снова приподнялся на локте, принимая сидячее положение, настойчиво поднял голову оборотницы и притянул ее, Медею, к себе, укладывая на хвойный ковер. Кто-то из философов с сарказмом упоминал, что занятие любовью похоже на борьбу. Это действительно так. То один окажется лежащим на полу, то второй.. На сей раз борьба шла с переменным успехом и неважен был победитель ибо выиграют оба.
Губы сами заскользили от мочки уха к другой через шею, потом к груди... Живот.. Ладони уже сжали и отпустили ягодицы Медеи, а губы расцеловывали бедра. Граф тоже не по-наслышке знал, как угодить женщине, даже если ты глубокий старец.. Впрочем, даже если ты и молод, стесняться нечего - совсем иные ощущения. А эти двое под сосной, похоже, решили выжать из этой ночи все до капли.
Руки бродили по телу девушки то нежно и ласково, то настойчиво и требовательно. В эту ночь можно было все. И все было возможно. Зачем же терять такую чудесную ночь?

+1

56

Сильные руки переместили Медею выше, нетерпеливо впечатали в ковер хвои. Поцелуй в губы, такой нужный сейчас, доказывающий, что твоя ласка нашла путь не только к телу, но и к сердцу. Лихорадочно-быстрая ласка, но такая сейчас и нужна.
Я почти хнычу, моему телу нужно больше, я хочу больше!
Я уже готова показать, где мне так нужны его руки и губы, но Харт – да! Да!
Еще крепче, вжаться, втиснуться, впечататься в нго, обхватить ногами, бесстыже потереться лобком, вызвать яростное шипение в ответ…
Мне нравится. Очень-очень нравится. До такой степени, что в животе опять скручивается теплый дрожащий комок, ноги предательски подрагивают, а между ног снова горячо и томительно… Тело моментально вспоминает, что не получило свою долю наслаждения, и я с радостью ощущаю уверенную ладонь, неторопливо пробирающуюся вверх по моему бедру.
Наконец-то! Я жалею, что не могу раздвинуть ноги еще шире, чтобы позволить языку и губам единственного мужчины творить все, что угодно… Откинуться назад, запустить пальцы в черные пряди – нет! Нет! Не прекращай! Мне нужно еще!
Этот хрипловатый, низкий, стон не может принадлежать убийце из подвала. Это не он мурлычет в предвкушении, не его руки уверенно ложатся на мои ягодицы, притягивая ближе, не он облизывается, склоняясь к моим бедрам… И в то же время – это он, мужчина забравший меня из темницы, мужчина, не испугавшийся моей инаковости, мужчина, доверившийся мне и дарящий такое наслаждение - умопомрачительный, такой невыносимо соблазнительный и такой желанный.
Ой… ах… что же ты делаешь…
Его язык касается аккуратно, нежно, но удивительно… тепло, что ли. Поглаживает, ласкает, надавливает… Я почему-то стесняюсь смотреть на Хартуса, закрываю глаза, слышу его смешок. Торопливо зажмуриваюсь, но картина –мои ноги у обнаженных плеч вампира, его голова между моих бедер – стоит перед глазами.
Я уже не контролирую себя, покачиваю бедрами навстречу ласке – ну, вот-вот-вот… сильный толчок - чувствую в себе его пальцы – еще раз… Да! Да! Да! Внутри все сжимается, пульсирует, ликует, стискиваю бедрами его руку – как же хорошо, как хорошо… На несколько томительно долгих секунд мы замираем, и стук собственного сердца кажется мне оглушительным грохотом в дрожащей от напряжения тишине.
- Ты великолепен… - прошептала Мдея, когда витраж мира собрался из осколков. Прижалась к нему поцеловала в губы. О, Лунная Волчица! Мой вкус на его губах просто переворачивает мир, переполняет чашу нежности, снова возбуждает. Оторваться от его губ почти невозможно. Черные нечеловеческие глаза ждут большего – он не получил удовольствия в первый раз, но это поправимо. Неторопливо волчица пробралась рукой между его бедер, услышав стон в ответ.
- Покажи… чего ты хочешь?... Как ты хочешь…

Отредактировано Медея Червонни (2012-12-13 00:05:49)

+2

57

Симфония звуков, стонов, шорохов, движений. Все смешалось воедино. Медея стонет? Слаще этих звуков не существует в мире. Руки ощущают выгнувшееся аппетитно тело. Волчица мечется. Что-то приятное растекается внутри от сердца. Какая-то нега.
Через какое-то мгновение оба замерли на мгновение. Граф улыбнулся. Все же действительно необычная ночь. Настолько необычная, что Хартус за эту ночь улыбнулся, именно улыбнулся, а не состроил ухмылку, столько, сколько не улыбался за последние два года.
И снова губы находят губы, снова языки переплетаются промеж собой в сладостном поцелуе. Страсть, которая должна бы поутихнуть в оборотнице вдруг вспыхивает с новой силой.
"И откуда в тебе столько огня?"- проскользнула мысль и была сметена очередными нахлынувшими эмоциями. Какая разница откуда? Какая разница, почему? Главное, что это происходит и происходит с ними, а не с кем-то другим. За это не жалко отдать половину жизни. И еще половину, если это повторится.
Ответ на вопрос Меды...
"Черт, а ведь знали же, как назвать.."- еще одну мысль уволокло наслаждение.
Мед бы по сравнению с ее губами показался противной безвкусной дрянью. На вопрос девушки Хартус лишь обнял ее и сглотнул слюну, которой набежало не так уж и много, пытаясь отдышаться. Загоняла волчица носителя клыков и обладателя черных глаз так, что... Впрочем, сил было еще полно. Каждый способен сделать в четыре, а то и больше раз, чем ему кажется на самом деле.
Обе руки графа перемещаются со спины волчицы к ее лицу, обхватывая его ладонями.
-Неважно..- дышит со свистом, как загнанный скакун.- Как.. Сейчас важно.. С кем..
И он снова целует ее, отдавая в поцелуе всего себя. И наваливается на Волчицу, в который раз прессуя хвою ее телом. Только в этот раз... Оказавшись бедрами между ее бедер, Сиал Ра-Шальский дает возможность Медее Червонни.. Впрочем, к черту имена. Он дает Ей возможность начать самой.
Огонь грозил спалить не только этот маленький прекрасный, наполненный наслаждением мирок, но и окружающий мир..

+2

58

Яростно, настойчиво, вкусно, жадно. Хартус снова целовал оборотицу, и Медея, слегка протрезвев на пару мгновений от хмельного мёда страсти, боялась верить в реальность происходящего – ведь так не бывает, мечты не сбываются! Но он вновь целовал ее, и все плотнее прижимал к себе, и девушка ощущала, как ходит ходуном его грудь. Меда обвила  шею вампира обеими руками и сама тянулась навстречу: казалось, стоит только отстраниться, и он сразу исчезнет, как сладкий сон или горячечный бред, и обнаружишь себя забывшейся над струнами, когда перебираешь их только для себя, а душа пускается в собственное путешествие по тропинкам мечты…
Хартус медленно оторвался от губ и прерывисто  выдохнул:
-Неважно.. Как.. Сейчас важно.. С кем..
Для него важно не просто занимать сексом, а чувствовать этубеспредельную и невозмжную близость – именно со мной?! Стало тяжело и обморочно, в бедрах затлел густой жар, и волчица почувствовала себя уже не собой, не совсем собой, а той – другой, любимой и желанной, не мечтающаей, но получившей все, о чем только могла мечтать! Эта другая она с бесстыжей смелостью предложила свое тело мужским ласкам, другая она сама ласкала мужчину без сомнений и смущений. Лучшая и счастливая.
Да какие могут быть сомнения и смущения, когда сбывается мечта!
Такой красивый во всем, в каждом движении, вздохе, мысли... Такой сейчас отчаянно любимый. Такой мой.
Оборотница нежилась под его взглядом, истекала нетерпением, тихонько мурчала, гладила его плечи, дрожала, принимая новый поцелуй, и пела кровь: ликуй, сумасшедшая счастливица! Под тяжестью его тела и собственного желания Меда потеряла последнюю стыдливость, если таковая еще оставалась, только бы случилось наконец, случилось то, после чего нет возврата, и то, после чего либо любовь, либо ненависть!
Медея снова скользнула рукой между двух разгоряченных тел, ощутив восхитительную твердость и жар, указала им направление, слегка качнув бедрами навстречу. Тело, долго обходившееся без мужской ласки среагировало легкой болью, отозвавшейся в сердце благодарностью вампиру, позволившему ей начать и свести боль к минимуму. Которая, впрочем, только подстегнул ее страсть, толкнула в черный водоворот наслаждения, переплавилась в безумное удовольствие. 
Она едва слышно вздохнула-всхлипнула, томно и горячо, и весь малый мир под ветвями ели наполняется загадочным танцем запретного, откуда-то почти ощутимо тянуло теплом и сладостью, и воздух почему-то становился все более тягучим и медово-вязким – не надышаться.
Понятно, почему люди занимаются любовью за закрытыми дверями. Вовсе не потому, что неприлично демонстрировать сиськи-письки. Важно не то, что происходит между бедрами, важно, что происходит между людьми. А то, что происходит между людьми… хрупко и тонко: мазнешь грязным взглядом – все равно что бабочку схватишь за крылья. Ни у кого нет права калечить бабочек. Поэтому Медея закрывает глаза.
Она закрывает глаза и для верности утыкается лицом в плечо Хартуса. Шепчет:
- Твоя…- расслабляясь, позволяя ему проникать в нее, до донышка, открывая самой волчице ее собственные глубины.

Отредактировано Медея Червонни (2012-12-13 14:36:16)

+2

59

Медея воспользовалась предложением. И два тела стали одним, шевелящимся в рваном ритме, то медленном и плавном, то в резком и быстром. Арритмичные движения, когда тело уже не повинуется разуму. Животная страсть? Нееет, животные так не умеют - получать удовольствие ради удовольствия могут лишь разумные двуногие. Да и то не все. Граф мог. Оборотница, судя по стонам, хрипам и вздохам, не то, чтобы могла, а получала. Впрочем, граф тоже не особенно отставал в этом деле. Не понимал он, какого черта в тавернах орут, когда хендожат служанок или ночных фей.. Ладно девки визжат, как поросята, но мужикам-то чего орать? А сейчас, погляди-ка, сам не мог сдержать стонов, рвущихся из горла. И пусть это больше было похоже на заунывное завывание...
Хартус не слышал сам себя. Только кровь вбивала в уши одно слово:
"Твоя.. Твоя... Твоя.."
Что-то вспыхнуло внутри. Что-то теплое разливалось из-под ребер, струясь по венам и наполняя жилы и жилки. Будто среди теплого нильфгардского моря вдруг вспучился вулкан и принялся извергать лаву, кипятя воду, которая потом смешивалась с теплой водой и на несколько лиг вокруг становилась горячей. Тут что-то подобное.
Граф уперся локтями в хвою и закрыл глаза. Он не знал, что почти одновременно с Медеей. Какой-то умник утверждал, что если закроешь глаза, то станешь острее чувствовать остальными рецепторами. Так это или нет, в данный момент было непонятно - когда эмоции скачут, а горячая, почти раскаленная докрасна кровь, что больше напоминает расплавленную сталь, гоняет по жилам наслаждение, трудно сказать, стало ли больше. Но меньше точно не стало.
Вампир забирал оборотницу всю, как недавно отдавал себя всего. Нет, словами это не выразишь. Может получиться лишь блеклое подобие, не способное выразить и сотой доли всех ощущений и эмоций. Это надо прочувствовать... Объяснять - все равно, что пытаться растолковать слепому, какого цвета трава.
Сколько времени прошло? Сутки? Пять? Год? Он совершенно потерялся во времени. Растворился в любовнице, как кусочек руды в тигле. Он что-то шептал ей на ухо, сам не отдавая себе отчет, что именно он произносит. Да и не важно это сейчас было.
-Моя...- он поймал себя на том, что повторяет это слово уже раз пятый. Собственный голос было не узнать. И подкатывала новая волна наслаждения, когда возникает и нарастает напряжение, которое вот-вот сойдет на нет. И в то же время Хартус вслушивался, как дышит Медея, как... Ему важно было, чтобы... Чтобы волна захлестнула обоих одновременно.

+1

60

Тела сливались в одно, по-новому узнавая друг друга, учась быть вместе, двигаться в одном ритме, дышать, слышать, как два сердца бьются в унисон, отдавать и с благодарностью принимать взамен все, что выплескивали друг на друга двое людей. Становясь одним, люди не просто на время соединяют тела, они сливают  нечто большее. Вселенная стремительно скручивалась по спирали, соединяя мужское и женское начало, сжималась в одну черную точку, а потом взрывалась, разлетаясь на осколки миров и планет… И так пульсировала в такт движениям Мужчины и Женщины.
Сейчас весь мир вертелся только вокруг этих двоих, для них двоих, и сама Медея существовала только чтобы чувствовать движение, запах, вкус – ставшие их общими. Все вокруг жило только по их законам, они – Закон и Право. Нет ни вампира и охотника на оборотней Хартуса, нет оборотницы Медеи, есть мужчина и женщина, и мироздание подчиняется им, потому что они суть его основа. И есть чувство причастности к чему-то главному, единственно значимому, неотъемлемому от самой сущности бытия…
Медея прогнулась назад, опираясь на локти – грудь приподнята, ноги раздвинуты широко – такая откровенная, предлагающая поза… Но эта откровенность и эта смелость предназначены только одному мужчине. Иначе и быть не может.
Волчица вскрикнула высоко, хрипло, надрывно. Хартус выглядел одержимым и безумным, он двигается все быстрее и быстрее – кажется, скалится даже, - словно стремился не только получить и подарить удовольствие, а заставить Медею кричать исступленней и громче. То, что они сейчас творили, просто не имеет названия ни на всеобщем, ни на старшей речи – это не страсть, не похоть, не насилие, хотя похоже…
Словно кто-то остановил время, выхватив из его потока ослепительно-короткий, захватывающий дух момент сжал, как комочек смолы, и поместил в будущий янтарь две фигурки: мужскую и женскую. Так замирает хищник перед прыжком, так замирает море перед цунами, так воздух стекленеет в предчувствии урагана.
Медея одним сильным плавным движением обхватывает Хартуса ногами, прижимается, утыкается лбом ему в ключицу… Харт сгребает ее в охапку, стискивает изо всех сил, зажмуривается, вздрагивает… Не отдавая себе отчета в том, девушка впивается ногтями в его спину, зубами прикусывает кожу на плече, сотрясается в сладчайшем спазме безумного невыразимого удовольствия, настолько всепоглощающего, что его почти невозможно выносить. Под веками вспыхивает ликующее солнце, под кожей перекатывается жидкий огонь, в сердце горит… Откуда сердце у той, кто сама стала вспышкой, искрой костра, который разожгли они вместе, и на котором оба сгорают, принося себя в жертву Себе.
И жертва принята. Медея замирает на вершине волны.
Не желая скатываться с нее.
Продлевая удовольствие.
Не слышно даже дыхания.
Они замерли, обнявшись, и проходят секунды и секунды, а они все не двигаются и молчат.

+1


Вы здесь » Ведьмак: Перекрестки судеб » Личные эпизоды » Гори-гори ясно!


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно